— Ладно. Гриша, я позавтракаю и соберу… детей. Приходи в лесополосу за кладбищем.
— Валяй, Родя!
«Меняется братишка. Заметно меняется!» — подумал Григорий.
Он сел за книги, но ему не читалось. Вышел на выгон, побродил по ямам, затем, перейдя кладбище, вступил в широкую лесопосадку, посаженную, по-видимому, до войны.
Потянуло ароматным дымком, и в затишке боярышника, еще сохранившего редкую бордовую крону, Григорий увидел ребят расположившихся у небольшого костра.
— Здравствуйте, друзья крысоловы! — поздоровался Григорий, пожимая руку Ольге, Витальке и Марусе. — Так вас-то всего четверо, а я думал, в вашем отряде не меньше взвода.
Ребята разговорились, рассказали Григорию о своих похождениях.
— Устроили вы переполох в селе, многие задумались, — выслушав их, сказал Матюхин. — Нечестные люди злятся и боятся разоблачения, а честные стыдятся, что в колхозе воры завелись. Их-то два-три, а позор всем. Поэтому давайте без шума доведем операцию до конца. Что собираетесь делать дальше?
— Как стемнеет, проследим за Дядей и Савелием, они сами не вернут ворованное. Или утопят, или перепрячут, — сказал Родион.
— Это так, — подтвердил Григорий.
— Я прослежу за дедом Савелием, — сказал Виталька.
— Один справишься? — спросил Григорий.
— Справлюсь, — уверенно ответил Виталька.
— А я пойду с Родионом следить за Дядей, — заявила Ольга.
— Нет, Оля, с Родионом пойду я, — остановил ее Матюхин. — Дядя хитрый Человек, и кто его знает, что он может сделать.
— Какие будут еще приказания? — спросил Родион Гришу.
— Э-э, нет, Родя, ты тут хозяин, то есть командир, тебе и приказывать. Я — лицо подчиненное.
— Ну, тогда так: как только стемнеет, всем выходить на свои посты. После операции встретимся на выгоне…
Дед Савелий был подслеповат, и потому решил избавиться от своего водопровода, не дожидаясь ночи. Едва стемнело, отсоединил он его от насоса артезианского колодца и, не разбирая на части, поволок через огород. Виталька, спрятавшись в бурьяне на меже, поразился: до чего же еще был силен его старый родич! А тот волок трубы прямиком через бурьян без роздыху и не в сторону животноводческого комплекса, а куда-, то в степь, по-видимому, к лесопосадке.
«Надо поправить его курс!» — подумал Виталька. Он шел следом, не боясь, что Савелий заметит его. Наступил на конец трубы и присел в бурьяне. Старик дернул, трубы выскочили из-под ног Витальки и снова поползли в темноту.
Не зная, как остановить деда Савелия, Виталька забежал вперед:
— Бог на помощь, дедушка!
— Ой! — в страхе вскрикнул Савелий и выронил трубы. — Ах, чтоб тебя короста съела! Чтоб ты…
— Не ругайся, дед. Я пришел помочь… Думаю, тяжело тебе одному тащить водопровод на комплекс.
— На комплекс?! Да я тебя, шпана!..
— Не забывай про Уголовный Кодекс, дед! — перебил его Виталька.
Савелий скрипнул зубами:
— Господь бог накажет тебя, Виталька! Он тебя…
— Хватит! Заладил… Меня пугаешь богом, а сам не боишься.
Посопев, дед выдохнул:
— Не по-родственному поступаешь, внук.
— Двоюродный, двоюродный! — поспешил уточнить Виталька. — Именно по-родственному поступаю. Если б не я, ты бы завтра в позорные списки попал. Ну, а тогда, сам понимаешь…
— А-а-а! — взвыл Савелий. — Чтоб у тебя язык отсох! Чтоб тебя…
— Ладно, — миролюбиво сказал Виталька. — Берись за трубы. Пошли. И выходи на дорогу, нечего по бурьянам блукать…
— Ох, грехи наши тяжкие! — простонал Савелий.
— Твои грехи, не мои, — поправил Виталька.
Неподалеку от освещенного животноводческого комплекса дорогу им преградили трубы, кем-то сваленные кучей. Вконец обессиленные, Савелий и Виталька оставили там же свой тяжкий груз.
Родион и Григорий в это время только приступали к выполнению своего задания. Они часа два уже зябли в засаде. Дядя не спешил расставаться с электромоторами. Наконец в темноте старого сада рыкнул Дракон, мигнул неяркий огонек, и в огороде показался Дядя в высоких забродных сапогах. Электромоторы, связанные ремнем, были перекинуты у него через плечо.
Григорий потянул Родиона за рукав куртки, прошептал:
— К ерику, быстро!
Пригибаясь, они тихо побежали по дорожке через леваду к вербам. Залегли в осоке.
— Гриша, — прошептал Родион, — я поговорю с Дядей, пусть сам, добровольно, отнесет электромоторы на комплекс.
— Думаешь, он послушается тебя?… Ладно, попробуй. Но только смотри в оба.
Подойдя к камышам, Дядя присел и осторожно положил электромоторы на землю. Дышал он тяжело.
Родион вышел из-за вербы, сказал негромко:
— Не туда несете электромоторы, Дядя.
Тот с неожиданной для него прытью отскочил в сторону:
— Что?… Кто тут? А-а, это ты, Родька! Отчаянный ты, малу по ночам в одиночку бродишь… А куда же, по-твоему, я должен нести их?
— Туда, где взяли. На комплекс.
— Я их там не брал.
Дядя медленно приближался. Родион отступал, держась, на расстоянии.
— Так на самогон выменяли… А трубы ворованные куда дели? В наш сад перепрятали, да? Мы их уже отвезли на комплекс.
Внезапно прыгнув, Дядя схватил Родиона:
— А-а!.. Выслеживал! Листовочки писал?! Задавлю гаденыша!
Родион забился в его руках.
Матюхин выскочил из-за вербы и с подскоку ударил Дядю ногой в зад. Тот взвыл от неожиданности и боли, выпустил Родиона из рук, обернулся:
— А-а, так ты тоже тут, пижон кудлатый? Как я, дурак, не догадался!
— Это верно, ты, Дядя, дурак! — Григорий засмеялся. — Ты сам отнесешь электромоторы на комплекс. Возьмешь на горб и, как миленький, потащишь. Это я тебе говорю, Гриша Матюхин!
Расставив руки, Дядя с рыком бросился на него.
Григорий отклонился, схватил его за руку и, кинув мимо себя, еще раз поддал Дядю ногой под зад.
— Эх, не возьмешь ты меня, я из морской пехоты!
Дядя пошел на него, как разъяренный бык. С разбегу упав, схватил матроса за ноги и повалил. Родион, поднявшись, кинулся на помощь Матюхину, но Гриша справился сам: сжавшись пружиной, ногами отшвырнул Дядю к вербе. Тот охнул, ударившись о ствол. Не давая ему опомниться, Григорий навалился на него, заломил голову назад, упершись коленом в спину.
— Да ты же настоящий враг, Дядя! — говорил Гриша. — Ох и отколочу же я тебя, ох и отсобачу — родная тетка не узнает! Злой я на таких, как ты, злой!.. Ну, говори, отнесешь электромоторы сам? Откажешься — плохо тебе будет. Это я тебе говорю — Гриша Матюхин.
Дядя шумно сопел, не отвечал. Сделал попытку освободиться. Григорий сильнее надавил коленом на его хребет. Дядя, застонав, с трудом вымолвил:
— Отнесу… Пусти!..
