сбился — их было много, — с интересом рассмотрел спортивные кубки на специальных подставках и подарки иностранных молодежных делегаций.
Девчонки наконец попрощались и ушли.
— Как на автодроме? — спросила Привалова.
— Все о’кэй! — попытался щегольнуть замысловатым словечком Мишка.
— Тогда порядок. Володя понравился?
— Еще бы! Как он тачку гоняет по кругу!
— Не тачку, Мишенька, а машину. Не вздумай так выразиться при заводских ребятах. Мы ведь их очень любим, машины эти, которые собираем своими руками. В них частица нашей души и мечты. Понял?
— Разъяснила.
— Тогда пошли. — Тоня перебросила через руку плащик.
— Куда?
— Покажу тебе главный конвейер. Время есть?
— Навалом! — обрадовался Мишка. — Я в отгуле сегодня.
Конвейер встретил их ритмичным, строгим гулом. Громадные лапы бережно сжимали кузова машин, которые медленно двигались вплотную друг за другом, бесконечно, безостановочно. Тоня и Мишка не торопясь прошли всю нитку конвейера, и Мишка увидел чудо: жестяной, неуклюжий, зияющий пустотами каркас (консервная банка, подумалось) превращался в изящную, красивую, начиненную сложным оборудованием машину, которую даже заправляли здесь же, чтобы она могла своим ходом выскочить из сборочного цеха.
В одном месте Тоню остановили шумными возгласами девушки-сборщицы. Девчата, ловко орудуя гайковертами, все разом кричали что-то приветливое и радостное. Тоня ухитрилась, не отрывая сборщиц от работы, с каждой поздороваться.
— Моя бригада, — сказала она Мишке. — Я здесь знаешь сколько смен провела! Тысячи машин прошли через мои руки. Иногда иду по улице, навстречу машинка нашего завода катит. Я смотрю и думаю: а не тебя ли, красавица, мы по винтикам собирали?
Мишка молча слушал Тоню. То, что она с такой гордостью говорила о работе, было непонятно, странно, никак не совпадало с распространенным среди Мишкиных приятелей представлением о заводских «работягах».
— Я часто сюда прихожу, — продолжала Тоня. — Особенно когда устану от беготни, суетни, заседаний всяких. Нет ничего на свете лучше заводской работы.
— Что же в комитет перебралась, поближе к президиумам?
— Кстати, Миша, в президиум лучших людей выбирают, — строго ответила Тоня. — И в комитет я не перебралась, как ты выразился, меня туда партком рекомендовал, комсомольцы на отчетно-выборной конференции избирали. Когда человеку говорят «надо», он обязан к такому слову прислушаться. Вот отработаю до следующей конференции — и снова сюда, на конвейер.
— Так ты же институт закончила, инженер...
— Ну и что? Буду бригадиром или мастером. Видишь, сколько ребят на конвейере? И почти каждый учится. Кто в вечерней школе, кто в техникуме, а некоторые в институтах. На автозаводе большинство ИТР — из рабочих, здесь же и начинали.
С Тоней многие здоровались, даже крановщица дала резкий сигнал, а когда Привалова подняла голову — высунулась из своей стеклянной кабины под самым потолком.
— Все тебя здесь знают! — сказал Мишка.
— Поработай с мое, и тебя узнают.
Мишка представил себя у конвейера и попытался скептически усмехнуться. Но улыбка у него получилась жалкой, растерянной.
Они подошли к участку, где ставились на машины моторы. Здесь работали парни, они легко управлялись с тяжеловатыми даже на вид моторами, Мишка отметил, как четко и красиво выполняют они свою нелегкую работу.
— Вот тот, плечистый, — показала на одного из сборщиков Тоня, — заканчивает МАДИ, а его напарник дружинник и чемпион завода по самбо. Так что советую с ним в конфликт не вступать.
— Обойду стороной, — шутливо согласился Мишка. Ему легко было разговаривать с Тоней, она никого не «строила» из себя, вела себя по-свойски, как хороший приятель. И Мишка искренне пожалел, когда дошли до конца конвейера, что путешествие закончилось, — готовенькие машины здесь легко соскальзывали на бетон настила.
— Понравилось? — спросила Тоня.
— Клево, — сказал Мишка.
— Что-что?
— То есть очень хорошо, — объяснил Мишка. — Это так у нас ребята говорят.
Тоня посмотрела на часы, что-то прикинула.
— Торопишься, — отметил Мишка. Он не хотел быть навязчивым.
Впервые за много лет с ним обращались как с равным, и он не мог не оценить это.
— Всегда не хватает времени, — сокрушенно сказала Тоня. — Но полчасика на обед мы с тобой, Миша, еще выкроим. Пошли в нашу столовую,
— Спасибо, — Мишка помялся, — мне еще не хочется есть...
— Пойдем, — решительно направилась к боковому выходу из цеха Тоня, — я тебя приглашаю.
Столовая находилась неподалеку и соединялась с цехом крытой галереей. «Удобно», — отметил Мишка. Его поразили предельная чистота в обеденном зале, чистые халаты подавальщиц, чеканка и картины на стенах.
— У вас тут получше, чем в городском кафе, — оценил он.
— Конечно, — подтвердила Тоня. — Засекай время, за сколько получишь обед.
Для того чтобы пробить чеки, взять подносы и приборы, получить все от салата до компота включительно, им понадобилось пять минут.
— Вот так, — с гордостью постучала пальчиком по циферблату часов Тоня. — Расход обеденного времени минимальный, остальное — на отдых.
Обед Мишке понравился.
— Сколько стоит? — поинтересовался у Тони.
— Восемьдесят семь коп.
— Вполне...
— В городских столовых дороже.
Мишка неожиданно засмеялся.
— Ты чего?
— Вспомнил, как мы рубаем в нашем магазине... Бутылку портвейна в подсобке на бочку, пару соленых огурцов, батон, кусок колбасы...
— Жуть, — чуть приметно улыбнулась Тоня. — А у нас, между прочим, забыли уже, когда в последний раз кого-нибудь на территории завода с бутылкой засекли.
— Да, здесь не разгуляешься, — протянул Мишка. — Кстати, что тот парень, ну, которым в комитете две сороки возмущались, натворил?
— Шемякин?
— Он самый...
— Станок запорол.
— Ух ты... Что же ему теперь будет?
— Неприятно, конечно, но, как говорится, не смертельно. Рано его самостоятельно за станок поставили, вот он и попал в историю. Прикрепим к нему наставника, кадрового рабочего, пусть еще подучится. Я его знаю, Шемякина, у него действительно все случилось от неумения, а не от лени или разгильдяйства.
— Добрая ты, — неожиданно сказал Мишка.
— Не очень, — нахмурилась Тоня. — Шемякин убыток, конечно, возместит. Добренькой за счет
