государства быть нельзя, понятно, Миша?
— Ясно-понятно.
Тоня проводила Мишку до проходной. Они по дороге поговорили о том о сем. Мишке не хотелось уходить, но Тоня начала спешить, поглядывать на часы.
— Извини, Миша, — наконец прямо сказала она. — Мне пора в комитет, ребята, наверное, уже заждались.
— Спасибо, Тоня, — смущаясь, поблагодарил Мишка. И решился, ломким от волнения голосом спросил: — Если я еще к тебе приду, ничего?
— Давай приходи, — пригласила Тоня. — Только предварительно позвони мне. Запиши телефон.
Она продиктовала номер телефона, протянула руку:
— Пока.
НИЧЕГО, КРОМЕ НЕЯСНОСТЕЙ
Инна монотонно приговаривала:
— Руки в стороны, корпус прямо — вдох; руки вниз, расслабиться — выдох. — Она делала небольшие паузы, чтобы Андрей успевал «руки в стороны», «руки вниз»...
Андрею первый раз разрешили делать лечебную гимнастику стоя, а не медленно двигать руками- ногами на стуле.
— Руки в сторону — вдох, руки вниз, наклон корпуса — выдох.
Для него это было большое достижение, вроде бы еще один шаг к той нормальной жизни, когда он, вскакивая по утрам, до пота таскал гантели, орал от восторга под холодным душем, размахивая на ходу кейсом, мчался к троллейбусу. В той, оставшейся за странной, внезапно возникшей чертой, жизни он никогда не думал о нагрузках на сердце, мог сутками не спать, поглощать слоновьими дозами крепчайший черный кофе, после напряженного дежурства в редакции где-нибудь к часу ночи ввалиться к приятелю, веселиться до утра, чтобы к десяти снова бежать в редакцию и писать свои очерки, править авторские материалы. В голосе у Инны были безразличие и тоска.
— Руки в стороны — вдох, подтянуть согнутую ногу к животу — выдох...
Тогда он просто не смог бы вообразить, что гимнастику нужно делать в кровати или на стуле, а от быстрого движения смещается пространство и пол становится шатким, колеблющимся. Анечка, которая почти всегда была рядом, заклинающе уговаривала: «Осторожнее! Очень прошу, осторожнее!» Когда он сделал первый шаг по палате, Анечка, и Людмила Григорьевна, и строгая Виктория Леонидовна смотрели на него с гордостью. Виктория Леонидовна сказала: «Ну вот и пошагал лейтенант». Анечка светилась праздничной улыбкой, а Людмила Григорьевна удовлетворенно кивнула: больной встал на ноги. Для них это был особый, хороший день, ибо они знали, что молодой журналист вполне мог «шагнуть» и по другую сторону черты.
— Спокойнее, ритмичное дыхание средней глубины...
Инна смотрит в окно, она не здесь, она где-то там...
— Отдохните, больной... Пауза...
— Спасибо, Инна, я не устал.
— Все-таки передохните.
Она стояла у окна спиной к Андрею — тоненькая фигурка на фоне светлого прямоугольника. Что-то в ней было жалкое и не по девчоночьи скорбное: усталость, согнувшая плечи, или печальный поворот головы?
Андрею захотелось ее окликнуть, заговорить, но вся она была такой тускло-отчужденной, что он не стал этого делать, мало ли какие неприятности бывают у человека.
— Вас уже разрешают навещать? — неожиданно заговорила Инна.
— Пока нет. Людмила Григорьевна сказала, что на этих днях она позволит ненадолго...
— Значит, дело пошло на быструю поправку.
— Правда? — Андрею приятно было это услышать еще раз.
— Конечно. Людмила Григорьевна не любит рисковать. И если она разрешает визиты — значит, опасность миновала.
— Спасибо! — неизвестно за что поблагодарил Андрей.
И все-таки не удержался, спросил:
— У вас неприятности?
— У кого их не бывает... Вот и у вас...
— Я не в счет. Со мною что-то случилось из разряда чрезвычайных происшествий.
— Скажите, вы знаете, за что вас трубой?
Инна спросила это так, будто поддерживала светский разговор. Но Андрей все-таки уловил чуть заметные взволнованные нотки и удивился: с чего бы?.. Девушка отошла от окна и встала прямо против Андрея. Он увидел ее глаза — в них действительно пряталась тревога.
— Прежде чем ответить на ваш вопрос, мне хотелось бы задать свой: что с вами-то происходит?
— Заметно?
— Не очень, но в общем да.
— Со мною вот что происходит: ко мне мой новый друг не ходит, — чуть изменила слова поэта Инна.
— И только?
— Это очень много, Андрей Павлович! Теперь ваша очередь отвечать. Откровенность за откровенность.
Андрей недолго прикидывал: сказать или нет? И решился:
— Видите ли, я точно не знаю...
Инна чуть оживилась, тревога в глазах начала таять.
— Но догадываюсь... — продолжил Андрей.
— Вы сказали о своих подозрениях следователю?
— Нет, Инна. Предположения еще не факты. А ну брошу тень на ни в чем не повинных людей?
— Очень вы добренький, — грустно сказала Инна.
— Какой есть. В таких ситуациях случайности вредны.
— А они вас трубой. И случайность не то, что ударили, такие ни перед чем не останавливаются, а что остались в живых.
— Что же поделаешь...
— Может, ограбить хотели?
Андрей улыбнулся!
— Да нет...
Инна рассказала, как у них в доме чуть не зашибли до смерти одного жильца. И из-за чего? Из-за дубленки... Хорошо, что рядом проходил сосед с овчаркой. Не собака — телок... Милиционерам осталось только приехать и забрать грабителей.
— Всякое случается, — согласился Андрей. — К сожалению, и грабители еще встречаются, хулиганы. Однако что грабить у меня-то? Куртенку? А здесь явно поджидали в подъезде, выслеживали... Хотя бы поскорее выздороветь...
— Ну и что? — спросила Инна.
— А то, что я их буду искать.
— Мститель-одиночка?
— Не так примитивно. Просто должник. Я привык расплачиваться сполна.
Против желания в голосе у Андрея звучала злость...
— Хватит ли силенок?
— Потренируюсь на мешке с опилками. Тем более что я эту породу знаю, видел, какие они, когда писал серию репортажей об обитателях мест не столь отдаленных — в назидание некоторым потенциальным
