— Я сам ему помогу. По-родственному.
Выводы были сделаны и все слова произнесены. Борода — Алексей сообразил, что именно он был хозяином этого обособленного, отделенного от остальной улицы глухой оградой особняка, нажал на какую-то кнопку у себя под столом и появился парень с подносом, на котором стояли бутылки и легкая закуска.
— Не обижайтесь, уважаемые, — сказал он степенно. — Ради встречи и на дорожку…
Андрей Иванович забрал Алексея в свою машину:
— Поедем к нам.
— А Тая? — спросил Алексей. — Она ведь ждет…
— Тайка у нас, они с матерью нас дожидаются.
Андрей Иванович заметно повеселел, и Алексей подумал, что вот у него появился родной человек, который волнуется за него, переживает. И предполагал ли он в совсем недавнем прошлом, что его дела будут серьезно обсуждать авторитеты, пусть и бывшие, но явно не утратившие свой вес и сегодня. А если посмотреть на все проще, успокаивал себя Алексей, очень богатые люди с весьма запутанными биографиями приняли решение мне помочь.
Андрей Иванович в машине молчал, ничего не хотел говорить при водителе и телохранителе — тем самым парням, которые добротными автоматными очередями сожгли «Ладу-Спутник» и всех, кто в ней находился. Юрась после этого повысил его и доверил охрану своей драгоценной персоны.
Дома их ждал накрытый стол. Тая вертелась вокруг Алексея, заглядывала в глаза и не решалась спросить, чем закончились их мужские дела.
— Выпьем, Алексей, заслужили, — потирая руки, произнес Андрей Иванович.
Он успокоил женщин:
— Все хорошо. Но то, о чем говорили, уже забыли.
Но, выпив, подобрел и размяк:
— Тайка, твой мужик произвел впечатление. Штырь, — а у него глаз-ватерпас — даже сказал, что Алексей хороший человек, только очень честный.
— Не понял, — удивился Алексей.
— Радоваться должен, зять дорогой, — усмехнулся Андрей Иванович. — Это означает, что для некоторых… дел ты непригоден и тебе не будут докучать. Но если серьезно, Алексей, то я у вашего с Тайкой дома удвою охрану. Пока не разберемся с отморозками, лучше поберечься. Ты хоть понял, что тебе выдали, как говорят и бандиты, и интеллигенты, карт-бланш?
— Воспользуюсь, — заверил тестя Алексей. — И не только ради возвращения долгов, но и потому, что не могу допустить, чтобы всякая нечисть налипала на самое святое, что есть у живых — память о близких.
Марина Степановна смотрела на зятя просветленным взглядом:
— Вы сегодня ночуете у нас, — заявила она. — В Тайкиной комнате. Слава Богу, живем не в тесноте.
— Отлично живем, — поддержал её Андрей Иванович. — Хорошего Тайка нам зятя в дом привела… А там, даст Бог, и внучата пойдут…
Вскоре Тая заявила, что Алексей устал, и она «утаскивает» его в свою комнату. Тая сразу же погасила свет, разбросалась на кровати, притянула Алексея к себе и стала нашептывать:
— Делай тестю внука, любимый! На моей девичьей кроватке!..
Чистосердечные признания Виолетты Благасовой
Игорь Владимирович, не мигая, в упор рассматривал свою супругу Виолетту Петровну. Взгляд у него был тяжелый, брезгливый, словно видел он перед собою нечто грязное, измазанное нечистотами. Впрочем, к такому внешне очаровательному созданию, каким была жена его Виолетта, применительно другие слова: измазана похотью. На ум приходило изречение его любимого Артура Шопенгауэра о том, что природа, снабдив льва когтями и зубами, слона — бивнями, вепря — клыками, быка — рогами, каракатицу (сепию) — мутящим воду веществом, одарила женщину для самозащиты и обороны искусством притворства… И очень прав был философ, когда утверждал, что только отуманенный половым побуждением рассудок мужчины мог назвать низкорослый, узкоплечий широкобедренный пол прекрасным, это неэстетичный и неизящный пол…
Шопенгауэр был во многом прав, но в его философии имелся серьезный пробел — он редко и неохотно задумывался о смерти и потусторонней жизни. И этот пробел восполнит он, Игорь Владимирович Благасов, философ и выразитель современной концепции о природе человека.
Виолетта Петровна выдержала взгляд мужа и даже небрежным, легким движением поправила коротенькое платьице. У неё в руках было мощное оружие — она уже забыла, когда он, как супруг и мужчина, спал с нею. Нет, он не был импотентом, она это знала, ведь залез же он на Алевтину, да и Марину из своей приемной не пропустил, Волчихин ей доложил. Но к ней он был равнодушен с тех самых пор, когда она стала принадлежать ему и не было уже необходимости покорять и завоевывать. Виолетта Петровна не читала Шопенгауэра, но по опыту знала, что многие мужчины, заполучив какую-то вещь, о которой страстно мечтали, забрасывают её на дальнюю полку или в пыльную кладовку.
Благасов приехал из своего офиса злой и дерганый. Она его так рано не ожидала и сообразила, что муж чем-то сильно расстроен или, как она говорила, кто-то его «вздернул». У них уже давно у каждого была своя жизнь, видит бог, она старалась, чтобы в её жизнь ему входа не было.
— Я давно знаю, что ты нимфоманка, — изрек Благасов вдоволь нервно побегав по комнате, — но думал, что ты должна быть благодарна мне за то, что я не мешаю твоим шалостям и у тебя есть все!
Он силой усадил её в кресло, сам плюхнулся напротив и стал пристально смотреть ей в глаза.
— Что тебе не хватает? На трусики с цветочками? На, возьми дополнительно! — Он швырнул ей в лицо несколько зеленых сотенных купюр. Они разлетелись по полу, и Виолетта Петровна небрежно отшвырнула одну носочком туфельки. Он не первый раз орал на неё и обычно это заканчивалось ничем — покричит-покричит, устанет и стихнет.
— Я сделал вид, что не знаю, как ты легла под моего же охранника, ни звука не издал по поводу этого писаки Кострова, но надо же иметь хоть каплю совести, чтобы не путаться с бандитом!
Вот и ясно, что его завело, сделала вывод Виолетта. Кто-то донес ему о её странной «связи» с Германом Михайловичем Бредихиным… Надо же, казалось бы, все меры предосторожности приняла, почти год все было тихо и вот — прорвалось…
— Что тебе не хватает? — повторил свой вопрос Благасов.
Виолетта нагло указала пальчиком ниже его пояса. Пусть знает, чего ей не хватает, придурок, помешанный на покойниках. Очевидно, Волчихин или его клевреты выследили её с Бредихиным. Говорила же ему, что опасно пока забывать об осторожности. И вот..
Благасов в ответ на красноречивый жест залепил Виолетте пощечину. Не очень сильную, так как драться и в юности не умел, а обидную, оскорбительную. Виолетта схватилась за щеку и умчалась в спальню, закрылась в ней.
Благасов открыл бар, налил стопку виски, пойло было теплым и противным, надо бы достать из морозильника лед, но не хватало сил пойти на кухню. Он разъярился не потому, что Виолетта в очередной раз ему изменила, мало ли было у неё этих постельных романов. Испугало то, что она проделала это с Бредихиным, подручным всесильного и жестокого Мамая. Верный Волчихин не просто донес ему об этом, он предупредил, что с некоторых пор ощущает вокруг них и фирмы «Харон» неясное, непонятное движение, словно их берут в плотное кольцо.
— Журналист? — спросил Благасов.
— Это было бы счастьем для нас, если бы он. Нет. Другой почерк, — ответил Волчихин.
— Но кто? Кому мы перебежали дорожку?
— Не знаю. Но что присматривают за вами и за мной — это точно.
— Возьми баксы из нашего резерва, заплати, выясни, — распорядился Благасов.
Через некоторое время Волчихин сообщил, что его люди засекли встречу Виолетты Петровны с
