Виолетта звонила из машины по мобильному, за рулем сидел Герман Михайлович Бредихин и ехали они к ней на дачу.
— Ни в какую, — сказала Виолетта Бредихину.
— Что же, он сам себе подписал приговор, этот придурок, — хмуро откликнулся Бредихин.
Дрогнувшим голосом Виолетта спросила:
— Что с Благасовым?
— Забудь.
Бредихин достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок бумаги:
— Вот подписанное Благасовым и заверенное в нотариальной конторе завещание на твое имя. Обрати внимание, дата месячной давности. Запомни её. Все запомни: дату, название нотариальной конторы, её адрес, фамилию, имя отчество нотариуса…
— Господи, Герман, ты меня пугаешь! — у Виолетты путались мысли, она сжалась на своем сиденье в жалкий комочек.
— Выше головку, девушка! — Бредихин делал вид, что напряженно всматривается в набегавшее под машину шоссе. — Ты не одна, я с тобой. Вскоре мы сможем расписаться.
— Ты не передумаешь? — спросила, цепляясь за его обещание, как утопающий за соломинку, Виолетта.
— Мы с тобой теперь навечно связаны, — без эмоций сказал Бредихин.
— Останови машину и обними меня, согрей, — попросила Виолетта. — Мне холодно и страшно.
— Обойдешься. — Бредихин даже не глянул на нее.
Несколько дней назад Виолетта Петровна рассказала ему о чемоданчике с золотом секты хлыстунов.
— И ты так долго об этом молчала? — удивился Бредихин.
— Я хотела убедиться, что мы любим друг друга и только после этого все тебе сказать, — объяснила Виолетта.
— Убедилась?
— Да, родной. Ты мой лучший мужчина, — Виолетта хотела польстить Герману Михайловичу, но тот съязвил:
— У тебя есть с кем сравнивать. Небось, полноценная рота наберется.
Виолетта решила не обижаться:
— Опыт — ценное достояние женщины. И ты умелым мне достался.
— Поговорили… — улыбнулся Бредихин. И требовательно спросил: — Где спрятан чемоданчик?
— Не знаю. Где-нибудь на даче. Квартиру я всю уже перевернула. А на даче его можно зарыть под любой куст.
— Найдем, — уверенно сказал Бредихин.
Он решил, что будет действовать без Мамая, самостоятельно — с какой такой стати делиться? Самовлюбленный, с жестокими причудами Рэм Спиридонович угнетал и подавлял его.
Подручные Бредихина схватили Благасова, когда тот выходил со «своего» кладбища. Произошло это просто. Парень, переодетый в форму охранного агентства «Харона», встретил Благасова у выхода и сообщил:
— Приехала Виолетта Петровна…
— Чего ей понадобилось? — удивился Благасов.
— Не знаю. Она просила вас подойти к машине.
Машина Виолетты действительно стояла крайней на стоянке с открытой задней дверью. Благасов приблизился к ней, наклонился и тут его сильно толкнули в спину, потянули за руки, дверь захлопнулась, машина с места взяла большую скорость.
Благасова привезли в глухой лесок в сотне километров от Москвы. Он узнал Бредихина, которого как-то мельком видел у Волчихина.
— Вы — Бредихин, — сказал Игорь Владимирович. — Но зачем, почему со мной так? Ведь мы всегда ладили…
Бредихин промолчал. Это была проверенная тактика: молчать, нагнетать тревогу, заставлять в ужасе ждать, что последует дальше.
— Сколько вам нужно, чтобы вы меня отпустили? — спросил Благасов.
Первая его мысль была о том, что его захватили в заложники и потребуют выкуп.
«Какой дурак все-таки, — подумал равнодушно Бредихин. — Стал бы я ему показывать себя, если бы предполагал отпустить с миром, но без баксов».
Он снова ничего не сказал. Приехали по лесной дороге на уютную полянку, в центре которой была вырыта глубокая яма.
— Это твоя могила, похоронщик, — Бредихин указал на яму. — Будешь лежать здесь, а не на своем уютном кладбище.
Благасов содрогнулся в ужасе. Ему стало страшно даже не при мысли о смерти, а от того, что его не похоронят по-человечески, а закопают в лесу среди всякой нечисти и по ночам к его могиле будет собираться-слетаться всякая гадость.
— Что я должен сделать? — дрожащим голосом спросил он.
— Да ничего особенного. У нас с тобой всего две проблемы. Первая — очень простая. Подпиши завещание на имя своей любимой супруги.
— Но она и так все получит… после моей смерти. Пусть только подождет немного…
— Не обязательно. Ты по закону имеешь право лишить её наследства и оставить все кому-то другому, допустим, новой бляди с Тверской. Поэтому давай-ка, господин похоронных дел мастер, подписывай…
Благасов подписал завещание, и Бредихин проверил, не дрогнула ли у него рука, даже сверил подпись с другой на каком-то документе. Все было в порядке.
— Где чемодан с казной хлыстунов? — резко спросил он.
Только теперь Благасов понял, зачем его схватили, и какую роковую для себя ошибку он совершил когда-то, разболтав сучке Виолетте про золото сектантов.
— Я все это придумал! — завопил он. — Клянусь, это выдумал для того, чтобы понравиться Виолетте!
— Привязывайте его к березе, — распорядился Бредихин. Два парня, между которыми в машине сидел Благасов, пока его доставляли сюда, заранее приготовленным электрическим кабелем прикрутили его к дереву.
Во рту у Благасова пересохло, тело оцепенело, сердце от страха забилось, зачастило так сильно, что, казалось, сейчас выскочит из грудной клетки.
— Тащите хворост, — командовал Бредихин. — Сейчас заставим его все вспомнить… Ты понял, сволота, что мы с тобой сейчас проделаем?
— Не надо… Не надо… Я…
Голова Благасова упала, провисла, он вскрикнул, хотел руками схватиться за грудь, чтобы удержать сердце, не дать ему вылететь на волю, но руки были крепко привязаны к дереву. Игорь Владимирович захрипел, дернулся и затих.
— Готов, — сумрачно с казал один из парней. — От страха…
Бредихин курил очень редко, но сейчас сунул сигарету в зубы, затянулся, стал хладнокровно прикидывать — главное в такие ситуациях не потерять голову. Золото он все равно найдет, даже если придется дачу перевернуть вверх дном.
— Отвязывайте его и обыщите, — распорядился Бредихин своим боевикам. — Очистите все карманы. Баксы возьмите себе, поделите, а документы и другие бумажки сожжем.
Он ещё подумал:
— Труп — в багажник. Выбросим где-нибудь по пути на обочину. Несколько дней будут устанавливать, кто это и откуда взялся…
Один из охранников предложил:
— Проще поджарить его — чтобы обгорел до неузнаваемости — и оставить здесь.
— Не дело говоришь, — Бредихин не терпел, когда подчиненные ему люди начинают рассуждать. —
