развернуться и пойти домой.
Кушкин позвонил на следующий день.
— Это я, — сказал он, — ваш давний поклонник…
— Спортсмен-автогонщик? — уточнила Настя.
— Он! — весело подтвердил Кушкин. — Соскучился по вас до смерти.
— Мы снова на «вы»?
— Я вас так давно не видел, что и не знаю, как к вам теперь обращаться.
Он не называл себя по имени, и Настя не стала этого делать. Да, времена меняются, но телефоны прослушиваются…
— Жду вас завтра в редакции…
Кушкин деликатно постучал в кабинет Насти где-то к концу рабочего дня. Настя тут же пригласила его в кофейню, ей не хотелось ни о чем говорить с ним в кабинете, который наверняка после того, как она стала миллионершей, снова прослушивался насквозь.
Журналистки в кофейне встретили Настю радостным галдежом. То, что «миллионерша» появилась вместе с Кушкиным, их не особенно удивило. Старая любовь, она, знаете ли, изживается очень медленно. Тем более, ведь говорила всезнающая Люська Заболотина, что Настя была в восторге от способностей этого спортсмена удовлетворять некоторые её женские желания. Дай-то бог каждой выбираться из постельки сытой и довольной.
Настя понимала, что от неё ждут каких-то слов или жестов, достойных миллионерши. Все-таки миллионерша вышла из их рядов, потому и своя. Все ей дико завидовали, но к зависти примешивались и нотки гордости — одна золушка стала принцессой, может и ещё кому-то повезет.
— Не зажимай, Анастасия, наследство! — шутливо потребовала Люська. — Тем более, уже конец дня, имеем полное право гулять.
— Глаша! — подошла Настя к буфетчице. — Будь добра, на каждый столик — бутылку коньяка. Нарежь лимоны, сделай бутерброды с икрой, ветчиной… на все столики — конфеты и фрукты, какие есть!..
Девы зааплодировали. Настя видела, что к концу работы вся редакционная элита собралась в кофейне, все редакционные сплетницы здесь — лучшее время не придумаешь. Она попросила:
— Девочки, помогите Глаше с бутербродами, а то она в одиночку до утра провозится.
Сразу нашлись охотницы продемонстрировать свои хозяйственные способности, стало шумно и весело. Девушки из отдела новостей, которые считали, что они ближе всех к Насте, позаимствовали у Глаши передники и стали охотно играть в официанток. Все это напоминало студенческую вечеринку. Только здесь была не складчина, а «халява», которую, как известно, на Руси обожают.
— А тебя, Анастасия, на козе не объедешь, — тихо прокомментировал Кушкин. — Одним махом всю редакцию купила.
— Вот мы и снова на «ты»… У нас, у миллионеров, обычай такой — покупать, так оптом, — съязвила Настя. Вполголоса предупредила Кушкина: — Михаил, мы тут пошумим и незаметно смоемся. Вполне естественно, что ты пойдешь меня провожать. Поговорить надо…
Ей предстояло отдать ещё два распоряжения. Глаше она сказала, заплатит она завтра. Буфетчица не возражала — уж сегодня-то она поработает не в убыток себе.
Потом Настя нашла глазами Ленку Ирченко, поманила её к себе.
— Где Фофанов, наш дорогой главный?
— В кабинете у себя, — пролепетала Ленка. Она смертельно боялась, что теперь-то уж точно Настя приватизирует её Фофанова. Вот ведь недавно обедали вместе, и о чем они там договаривались — никому неизвестно.
— Набери его номер, тебе ведь известен его прямой внутренний. — Настя подвинула к Ленке телефон. — Да не жмись ты, дуреха, всем давно известно, что ты с ним спишь, вот и соответствуй роли первой леди. Тем более, что сегодня это уже не аморалка, а жизнелюбие.
— А ты? — робко спросила Ленка.
— Что я? — сделала вид, что раздражается, Настя. — Я ведь тебе уже говорила: нужен он мне! — Она кивком указала на Кушкина. — С меня и этого лба хватает.
Кушкин, слышавший этот разговор, на «лба» не обиделся, наоборот, весело улыбнулся.
Фофанов снял трубку сразу же, словно ждал звонка. А может и ждал, помощники уж точно доложили ему, что в кофейне Соболева затевает веселье.
Настя елейным голоском не сказала — пропела:
— Юрий Борисович, мы с Леночкой приглашаем вас в кофейню.
— Не могу, — ответил Фофанов. — Мне надо номер вычитать.
— Пусть это сделает ваш заместитель. Для того они и существуют — заместители, — резонно сказала Настя. — Приходите, все вас ждут, — подсластила она приглашение, не оставлявшее Фофанову выбора. И резко завершила: — Заодно и объявите о моей судьбе…
Ленка с надеждой спросила:
— Придет?
— А куда денется? — весело сказала Настя.
Возле них притормозила Заболотина, которой хотелось услышать, какие-такие проблемы решает Настя с дурочкой Ирченко.
— Ты всегда кстати, Люся, — отметила Настя. — Сейчас придет главный редактор… Сделай одолжение, организуй свободный столик на четверых: для меня, Миши, главного и Леночки… И ты подсаживайся.
— Ах, Леночки! — ухмыльнулась язва Заболотина.
— Вот именно! — Глаза у Насти смеялись.
…Фофанов поднялся с рюмкой коньяка и потребовал тишины.
— Уважаемые коллеги, прежде, чем произнести тост за здоровье нашей очаровательной, талантливой Анастасии Игнатьевны, я хотел бы честно признаться в одном серьезном упущении… Дело в том, что мы не очень ценили Анастасию Соболеву… То есть ценили и раньше, но не очень…
Фофанов запутался в словах, но с честью вышел из положения:
— Я хотел сказать, что от блестящей журналистки Соболевой редакция может ожидать большего. И мы все очень рады, что Анастасия Игнатьевна, несмотря на поразительные изменения в своей жизни, решила продолжать свою работу в нашей газете… Только что я подписал приказ о назначении Анастасии Игнатьевны членом редколлегии и советником главного редактора. Так что давайте поздравим не госпожу Соболеву, а себя и газету с таким важным событием!
Все в кофейне внимательно слушали Фофанова, вылавливая в его экспромте любопытные подробности: Соболева остается в газете, она уже именуется «госпожой», в редакции появилась новая должность — советник главного редактора…
Словом, было за что выпить.
Шумная вечеринка, безалаберная и веселая, как и многие другие спонтанные редакционные застолья, закончилась поздно. Настя вместе с Кушкиным вышли на площадь Пушкина. После прокуренной кофейни дышалось легко. На скамейках вокруг задумчивого поэта сидели редкие парочки. Тускло светили фонари, было уютно и тихо.
— Сейчас за мной присматривают, Кушкин? — поинтересовалась Настя. Она устала от крикливого редакционного сборища, на котором её неумеренно чествовали, произносили тосты и в самом конце лезли с полупьяными объятиями.
— Сию минуту — нет, — ответил Кушкин. — Я с тобой, зачем же людям ноги бить?
— Тогда поговорим откровенно. Расскажи мне, как живешь-борешься, только честно. Сегодня важный разговор, и для меня, и для тебя. Как говаривал низвергнутый вождь — судьбоносный.
— Что же, давай откровенно, — согласился Кушкин.
Он говорил сжато, четко, излагая факты и особенно не комментируя их. И с его слов выходило, что в наступивших странных временах у него лично тоже странная ситуация. Достаточно часто звонят откуда-то из своего далека Строев и Юрьев (Олег и Алексей, сообразила Настя, которой непривычно было слышать фамилии, а не имена своего «старшего друга» и мужа). Они дают указания, не совсем понимая, что
