— Хоть и злая ты, Настасья, а совет даешь дельный, — Фофанов снова плеснул в рюмки.

— За фирму обидно! Негоже главному редактору такой большой газеты хлестать коньяк из грязных рюмок и рукавом вытираться-закусывать!

— Хорошо мыслишь! Несколько дней провела на Западе, а уже кое-чему научилась.

— То ли ещё будет! — в тон Фофанову ответила Настя.

Ей было любопытно, зачем Юрий Борисович зазвал её в комнату отдыха, угощает водочкой, ведет дружескую беседу. Не для того же, чтобы попытаться трахнуть, должен ведь понимать, что это пустой номер. Если бы два-три года назад, когда редакционные начальники могли куражиться над любой корреспонденткой, хотя бы и с приставкой «спец», тогда бы она ещё подумала — чего не сделаешь ради карьеры. А так… Не тот мужик Юрий Борисович, чтобы барышни вешались гроздьями ему на шею. Должен это понимать, пусть рвет клубничку с редакционных грядок, а она, Настя, перед такими, как он, теперь надежно прикрыта своими миллионами. Что, в таком случае, ему нужно? Спросила прямо:

— Что тебе от меня нужно, дорогой Юрий Борисович? Словечко «дорогой» прозвучало с изрядной долей иронии.

Фофанов ответил, улыбаясь:

— Мне требуется, чтобы вся редакция знала, что мы с тобой уединились в моей комнате отдыха и пропустили по паре рюмок. Ты ведь теперь — знаменитость во всероссийском масштабе.

— А если серьезно?

— Газета шатается… Понимаешь, Анастасия Игнатьевна, газету тянут то влево, то вправо… А я боюсь, что — в пропасть. У меня на такие вещи чутье развито. Время ныне хмурое, тусклое. Не за себя опасаюсь, в конце концов у меня приятелей много, дадут возможность зарабатывать на хлеб с маслом… А газета может погибнуть…

— Но, кажется, сейчас свобода и демократия наступили? Печатай, что хочешь, но и живи, как можешь…

Не совсем понятно было, говорит это Настя всерьез или иронизирует.

— Вот, вот… Свобода для всех, — Фофанов голосом подчеркнул это «для всех», — и задала нам задачку. Ты знаешь, мы всегда были с нашим издательством единым целым, а теперь они хотят отделиться, стать самостоятельными… Понимаешь, что это значит для нас?

Дальше можно было и не объяснять. Издательство — это типография, полиграфическая база, снабжение бумагой, распространение газеты. В советские времена издательство и газета рассматривались как единый комплекс: дело редакционного коллектива было готовить газету, а все остальное делало издательство. Газета считалась правительственной, и правительство именно через издательство её финансировало, вкладывая огромные средства. Издательство — это не только производственная база, но и жилые дома, дачные поселки, пионерские лагеря, дома отдыха. Без издательства газета — это всего лишь редакционный корпус, пара-тройка других редакционных зданий, если их оттяпают по суду.

— Можно помешать прекратить эту междоусобную войну? — спросила Настя.

— Боюсь, что нет. Они, издательские, как взбесились, решили, что мы у них на шее сидим. И, главное, заводилы из руководства почуяли большие деньги. Бо-о-льшие!

— Откуда?

— Конечно, не от верблюда, — хмуро усмехнулся Фофанов. — Я их хатки все вижу насквозь… Отделятся и начнут продавать… Хозяйство, сама знаешь, богатое. Один дом культуры с отделкой из мрамора чего стоит! А дачи, дома отдыха под Москвой и на Черноморском побережье! Да знаешь ли ты, что в Петрово-Дальнем есть редакционный особняк, который принадлежал ещё сподвижнику Берии Абакумову? И вокруг него два десятка гектаров земли с корабельными соснами! Все это стоит бешеных денег!

— Как же они могут все это распродать?

Настя сказала «они», не зная, кто имеется в виду — просто «они», как воплощение недобрых сил.

— А запросто! Большой хозяин — Президиум Верховного Совета СССР, изволил помереть, не оставив завещания… Все от кого-то отделяются, вот и эти…

— А как ведет себя директор издательства?

Настя хотела представить себе реальную картину. Директор издательства по должности входил в состав редколлегии, то есть вроде был в подчинении у Главного газеты и обязан был бы выполнять его указания.

— Они его спаивают, — безнадежно махнул рукой Фофанов. — Взяли в плотное кольцо и не дают просохнуть. Он и раньше не отказывался, а сейчас тем более, когда бояться стало некого. Уже дважды кровь перекачивали…

Опять «они»! И Настя прямо спросила Фофанова, кого он имеет в виду.

— Два его зама, — Юрий Борисович назвал фамилии. — Главбух, начальники ведущих отделов — планового и бумаги, главный инженер, начальник отдела экспедирования…

— Ничего себе компания! — удивилась Настя. — Да ведь все эти люди были в номенклатуре редколлегии!

— Сами и взрастили, — согласился Фофанов. Он выдал ещё порцию информации:

— Мне кажется, что они пообещали ему процент от сделок.

— Иными словами, купили его?

— Можно и так сказать…

— Что же вы, редколлегия, собираетесь предпринять? — встревожено спросила Настя. Все-таки речь шла о её родной газете.

— Дай не мне — газете взаймы, чтобы перекрутиться хотя бы первое время. Зарплату платить нечем, за бумагу заплатить нечем! Нечем, нечем, нечем!

Юрий Борисович впадал в истерику. Настя налила ему коньяк:

— Выпей, успокаивает.

И с беспощадной откровенностью сказала:

— Ничем тебе не могу помочь, Юрий Борисович. И рада бы, но не могу! В завещании тети есть пункт, запрещающий расходовать деньги на политическую деятельность. А газета — это политика, большая политика…

Она врала, сочиняя правдоподобную версию на ходу.

— Значит, не можешь… — сник Юрий Борисович. Он явно многое ждал от встречи с Настей и вот…

«Еще сто раз коммуняг вспомните, при которых жили, как у Христа за пазухой», — не без злорадства подумала Настя.

Она поймала печальный взгляд Фофанова и приложила палец к губам. Настя уже привыкала жить в мире больших и маленьких секретов. Она достала из сумочки маленький приборчик, который по её просьбе приобрел для неё господин Густав Рамю.

Фофанов с интересом наблюдал за нею. Настя пошла с приборчиком вдоль стен, приборчик замигал красным, как только она поднесла его к столику с телефонами. «Господи, до чего же они однообразные, — Настя разочарованно вздохнула. — Привыкли совать своих „клопов“ в телефонные трубки».

Но сразу же возникло недоумение: «Кому понадобилось слушать Фофанова? Зачем? Знают ведь, что безвредный пустомеля». И сообразила: «клопик» остался от старых времен, от бывшего Главного, но это не значит, что он «бесхозный» — хозяева меняются, службы остаются… Она предложила:

— А не продолжить ли нам разговор в «Белом солнце пустыни»? Сейчас прямо и пойдем, я проголодалась, пора бы и откушать…

— Весьма польщен, — Юрий Борисович, напуганный красненьким сигналом «адской» машинки, откровенно обрадовался приглашению. — Только…

— Не волнуйся, у меня там кредит… — успокоила его Настя. — Люблю этот ресторанчик. Все по- домашнему, без затей…

— Хорошо вам, богачам… — вздохнул Юрий Борисович.

Они возвратились в кабинет и Фофанов вызвал помощника.

— Мы с Анастасией Игнатьевной пойдем пообедаем, — сообщил он. — Конечно, для всех — я уехал на собрание демократической общественности в Дом кино.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату