порок — пьянство, — вовсе нет, для потенциального пьяницы Родион слишком целеустремлен, а большинство пьяниц поначалу потому и пьет, что не знает, куда себя приложить. Нет, опасалась я совсем другого. Дело в том, что я человек, конечно, не совсем суеверный. Даже больше скажу: совсем не суеверный. Но в последний год нашей с Шульгиным работы я приметила: стоит ему отбросить все дела, расслабиться совершенно, вынуть из бара бутылочку хорошего коньячку, который всегда выпить приятно даже человеку, который ничего крепче кефира по принципиальным соображениям не употребляет, — так тут же возникает аврал, засада, завал!! Не успеет босс толком опьянеть, как обрушивается что-то из ряда вон выходящее. Поначалу даже может показаться, что ничего страшного, что событие, следующее за распитием коньяка, — так, сущий пустяк. Так нет же! Да что далеко ходить за примерами? В последний раз Родион позволил себе расслабиться в сентябре, и в тот же день его обременили делом, едва не стоившим жизни нам обоим. В предпоследний раз Родион Потапович дегустировал «Мартель», собираясь уезжать на Украину к друзьям, бывшим сокурсникам. И что же?.. Да ничего хорошего. Одного из друзей, Колю Кудрявцева, убили, сам босс пропал, пришлось мне ехать на Украину, к морю, и эту поездку едва ли можно было назвать отдыхом. Достаточно сказать, что там меня два раза едва не убили. Вот такие у босса удачные распития коньячка!.. На молоко бы переходил, что ли.
Тем не менее Родион Потапович нисколько не смущался подобными совпадениями, а когда я прямо указала ему на это, назвал все это «сущими домыслами» и «сугубо единичными случаями», исключениями, подтверждающими правило. А непреложным жизненным правилом он считал свое мудрое руководство. Народ в таких случаях выражается куда проще: что хочу, то и ворочу.
Родион Потапович, конечно, от народа был страшно далек. Еще дальше, чем в свое время от народных масс дворяне-декабристы, за что и поплатились. Родиону Потаповичу тоже иногда попадало, но до вечного поселения в Сибирь дело еще не дошло. Впрочем, какие его годы.
А теперь мы сидели в офисе и пили. То есть выпивали. То есть выпивал Родион Потапович, а я пила молочный коктейль. Если говорить откровенно, то я только что пришла из бассейна, а назавтра у меня намечался поход в фитнесс-клуб: я решительно взялась за свою спортивную форму, несколько подрастерянную летом и осенью. Родион Потапович о своей спортивной форме нисколько не тревожился, потому что у него ее отродясь не было; а мускулы у него, по выражению Валентины, были «как у пожилого таракана». Не знаю. Никогда не интересовалась тараканьим возрастом. Никогда не видела Родиона Потаповича раздетым (во как!). Так что определить справедливость слов Валентины для меня не представлялось возможным.
Впрочем, надо отметить, что справедливость слова Родиона Потаповича была относительной, как теория Эйнштейна подразумевает относительность всякого времени и пространства. Он мог говорить серьезные вещи смеясь и шутить с каменной миной.
Итак, мы беседовали, как это и было сказано выше, о совместной трудовой деятельности мужчины и женщины. Босс стоял на том, что лица противоположного пола, в определенной степени дополняя друг друга, тем не менее порой мешают коллеге самим фактом противоположности своего пола. Это он удачно сказал. Особенно если учесть, что мы уже несколько лет работали бок о бок, и признать нашу работу неудачной и обременительной друг для друга нельзя было даже при очень значительной натяжке.
— Много есть различных свидетельств, даже из криминальной практики, что, работая в спайке, существа противоположного пола действуют друг на друга… оглупляюще, что ли. У меня есть один знакомый молодой человек, у которого была оглушающе глупая подруга. История, достойная включения в хрестоматию глупости. В жизни, наверное, любого человека бывают периоды, по прошествии которых он самому себе задает недоуменный вопрос: «Что это со мною было?» Правда, Мария? Ну скажем, три месяца назад мозги совершенно отчетливо работали и сейчас в полной норме, а все это время… Наваждение какое-то, заскок, проще говоря. Встречаются, конечно, прагматики с отточенными компьютерными реакциями на все происходящее…
— Как вы, Родион Потапович, — не удержалась я от колкой ремарки. — Особенно когда ведете какую- нибудь тонкую напряженную нить следствия. Помнится, когда вы разбирались с делом об убийстве хакера Борисова, то так углубились в тонкости компьютерного дела, что предлагали Валентине апгрейдить бутерброд.
Да это просто рассеянность, — отмахнулся Шульгин. — И ничего больше. Но даже если ты права… Люди с холодной логикой и отточенной, адекватной реакцией — вот именно такие-то холодные головы с наибольшим ухарством и срываются в прорву бессмысленных и немотивированных поступков, и заходят они дальше, и выбираются труднее. Понимаешь? При этом в трех случаях из четырех речь идет о женщине.
— Ну конечно. Так вот, этого парня, о котором пойдет речь, я считал — да в принципе и считаю — очень перспективным. И ведь угораздило же его познакомиться с одной милой девушкой. Девушку звали Катя. Очень милое, совершенно бездумное создание, которое не совсем ориентировалось в том, что ей светит в будущем, но зато очень хваткое в настоящем. Правда, хватка бессмысленная, бульдожья. Лет ей тогда было двадцать. В этом цветущем возрасте она, как говорится, жила-была, но нигде не работала и не училась. Да и не собиралась. Жить и быть между тем хотелось как можно лучше. Резонное соображение, — сказал Родион, поднимая палец кверху. — Ждать принца на белом коне, а лучше на белом «мерине», представлялось, очевидно, делом бесперспективным, но и вовсе без принца было совсем кисло, потому как собственные способности были близки к нулю. Чего нельзя было сказать о потребностях. Оставалось вылепить благодетеля собственными руками. «Я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила», — вот это и являлось инструкцией к поступкам для этой милой Катеньки. А мой знакомый, Дима Денисов, учился тогда на четвертом курсе ярославского вуза и считался очень хорошим компьютерщиком. Они, эти компьютерщики, всегда немного от мира виртуального, то есть не от мира сего. Это я уж знаю по собственным связям в этой среде.
— Не сомневаюсь, — откликнулась я.
Родион пригубил еще коньяку и продолжал с видимым увлечением:
— Я так полагаю, что этой Кате Дима Денисов показался чрезвычайной находкой. У него были способности, оставалось пробудить потребности, которых в изобилии водилось у милой девушки. Сама она, кстати, была еще та штучка. Я про нее наводил кое-какие справки, когда пришлось вытягивать Диму из последовавшей неприятной истории. Впрочем, как она жила до этой встречи, мы можем лишь догадываться по некоторым деталям. Например, в мае прошлого года она была в Ярославле «на квартире у знакомых мужчин», как сама позднее изволила выразиться. Об этой встрече, вероятнее всего, куда как мало романтичной, нам доподлинно известна одна деталь: у «знакомых мужчин» Катя взяла поносить, что называется, печать из ящика письменного стола. Это была давно вышедшая из употребления печать спецкомендатуры. Отсюда уже вытекает, что девица была изначально настроена на какое-нибудь «мошенство», как она сама выразилась на суде, и что все дальнейшее в ее судьбе отнюдь не было случайным, чего не скажешь про судьбу Денисова.
— Этот Дима Денисов, очевидно, ваш близкий знакомый, раз вы так за него ратовали? — осведомилась я.
— Не торопись. Все по порядку. Так вот о Кате. Вряд ли до встречи с Димой этой чрезвычайно развитой даме было известно слово «принтер», но, видимо, живо заинтересовавшись компьютерными технологиями, она вскоре предложила своему другу этот самый принтер купить. Позже на суде сказала, что «для подделки проездных билетов», хотя это заведомая чушь. А что? Они действительно подделали с помощью принтера четыре проездных (для чего пригодилась та печать, которую девушка экспроприировала у знакомых мужчин в Ярославле), но на билетах принтер вовек не окупился бы. Между тем следует отметить, — важно проговорил босс, явно любуясь самим собой в огромном трюмо, — купили они это, так сказать, периферийное устройство в складчину, а поскольку у Катюши своих денег не было, она выпросила у подруги золотые вещи для сдачи в залог. Вот такая приятная девушка. Понятно, что на принтер возлагались надежды, как на кормильца. Затем она предложила Денисову заняться изготовлением фальшивых денег. Что характерно, он не отказался. Хотя отказался бы в сто одном случае из ста, если бы подобное предложение внес мужчина.
Я улыбнулась.
— Это «не отказался», — лродолжал Родион Потапович, — было окончательным его переходом на ту территорию, где царят полный бред и абсолютная бессмыслица. Уж кто-кто, а Дима Денисов, прекрасный компьютерщик и вообще здравомыслящий человек, прекрасно понимал, что на принтере, даже самом
