— Служил капитану Мюррею, а когда он подался в стрелки, то и меня взял с собой.
— А что ирландцу делать в Сорок восьмом? — удивился Харрис.— Они же из Нортгемптоншира.
— Их набирали в Уиклоу,— сказал Слэттери.
В конце концов капитану Гальяне удалось остановить одного погонщика, который сбивчиво рассказал о наступлении французов.
— Говорит, что противник захватил тот холм.— Гальяна указал на Черро-дель-Пуэрко.
Шарп развернул подзорную трубу и снова задействовал Перкинса в качестве подставки. На вершине капитан увидел артиллерийскую батарею и по меньшей мере четыре батальона синих мундиров.
— Точно, они там,— подтвердил он и, повернув трубу в сторону деревни, расположенной между холмом и морем, обнаружил испанскую кавалерию. Была там и испанская пехота, два или три батальона, но они отдыхали на берегу между дюнами. Ни захват высоты французами, ни звуки боя, разгоревшегося в лесу слева от Шарпа, похоже, нисколько не беспокоили ни тех, ни других.
Шарп протянул подзорную трубу Гальяне.
— У меня своя,— ответил испанец.— И что они там делают?
— Кто? Французы?
— Почему они не атакуют вниз по склону?
— А что делают те испанцы? — спросил Шарп.
— Ничего.
— Значит, они там и не нужны. Похоже, внизу лягушатников уже ждут. А там с ними уже заканчивают.— Шарп указал в сторону леса.— Вот туда я и пойду.— Мулы уже проскочили, и несколько погонщиков шли за ними, подбирая рассыпавшиеся лепешки. Шарп тоже подобрал одну и разломил пополам.
— Так мы, сэр, ищем Восьмой? — поинтересовался Харпер, когда они направились к лесу.
— Да. Только сомневаюсь, что я их там найду.
Одно дело заявить о желании отыскать полковника Вандала, и совсем другое — отыскать его в этой неразберихе. Еще неизвестно, здесь ли вообще Восьмой полк — они могли быть где угодно. Ясно, что какие-то французы находились за протокой, другие заняли холм, и еще какие-то за сосновым лесом, где били пушки. Шарп поднялся по песчаному откосу, спустился и оказался в тени деревьев. Гальяна, весь план которого, похоже, свелся к тому, чтобы держаться рядом с британцем, снова спешился — низкие ветви не позволяли ехать верхом.
— Тебе со мной идти необязательно,— сказал Шарп Харперу.
— Знаю, сэр.
— Я к тому, что это не наше дело.
— Там полковник Вандал, сэр.
— Его еще нужно найти,— с сомнением заметил Шарп.— Сказать по правде, Пэт, я здесь только потому, что мне нравится сэр Томас.
— О нем все хорошо отзываются, сэр.
— И это наша работа, Пэт,— сурово добавил Шарп.— Там дерутся, а мы солдаты.
— Выходит, дело все-таки наше?
— Конечно, черт возьми.
Некоторое время Харпер шел молча, потом спросил:
— Так вы, сэр, и не собирались нас отпускать?
— А ты бы ушел?
— Я же здесь, сэр,— сказал Харпер, уклонившись от прямого ответа.
Мушкетный огонь впереди усилился. Отдельные выстрелы, напоминавшие треск сухих веток под ногой, смолкли, и теперь лес вздрагивал от резких, гулких залпов, за которыми слышались пронзительно- тревожные крики трубы и ритм барабанов. Мелодия звучала незнакомая, и Шарп решил, что играет французский оркестр. Потом загрохотали пушки. Между деревьями, стряхивая иголки, засвистели пули. Французы били картечью, и воздух пах смолой и пороховым дымом.
Через несколько минут они вышли к колее, накатанной колесами орудийных лафетов. С десяток привязанных к деревьям мулов охраняли три красномундирника.
— Вы из Гемпширского? — спросил Шарп, увидев желтый кант.
— Так точно, сэр.
— Что тут происходит?
— Мы не знаем, сэр. Нам сказали охранять мулов.
Пошли дальше. Пушки стреляли уже постоянно, чередуясь с мушкетными залпами, но стороны еще не сблизились, потому что Шарп слышал и отдельные выстрелы, говорившие о том, что стрелковые цепи по- прежнему развернуты. Картечь и пули проносились по лесу подобно порывам ветра.
— Высоко берут лягушатники,— заметил Харпер.
— Как всегда, слава богу.
Шум боя нарастал по мере того, как они приближались к краю леса. Под сосной лежал мертвый португальский стрелок. Коричневый мундир потемнел от крови. Смертельно раненный, он, должно быть, приполз сюда, оставив на сухих иголках кровавый след. В левой руке солдат сжимал распятие, пальцы правой замерли на ложе винтовки. Чуть дальше, шагах в пяти от португальца, дергался и хрипел красномундирник с черной дыркой на мундире с желтым кантом.
А потом деревья расступились.
И Шарп увидел бойню.
Майор Браун шел на холм вместе со всеми, оставив лошадь внизу, привязанной к сосне. И он пел. У Брауна был прекрасный, сильный и чистый голос, принесший его обладателю немалую известность в Гибралтарском гарнизоне.
Бодритесь, ребята! Мы к славе держим курс,
Мы к чести вас зовем, но не по принужденью, как рабов,
А потому как мы — свободные волн сыны.
Песня была матросская, ее часто исполняли сходившие на берег судовые команды, и для штурма Черро-дель-Пуэрко годилась не вполне, но майору нравилась.
— А ну-ка, подхватили! — крикнул он.— Что-то я вас плохо слышу, ребята!
И все шесть рот сборного батальона дружно поддерживали хором:
Крепки как дуб наши корабли,
Крепки как дуб наши люди.
В мгновения тишины, последовавшей после припева, майор отчетливо услышал, как щелкнули на вершине холма «собачки» мушкетов. Он видел четыре французских батальона и подозревал, что за ними стоят другие, но эти четыре уже приготовились убивать и только ждали сигнала. Вперед подтащили пушку, и артиллеристы наклоняли жерло, чтобы стрелять вниз. Позади батальонов играл оркестр. Музыка звучала бойкая, под такую легче убивать, и Браун поймал себя на том, что его пальцы отбивают чужой ритм на рукояти сабли.
— Лягушачий вой, парни! — крикнул он.— Не слушайте его!
Уже недолго, думал он, жалея, что у них нет своего оркестра, который сыграл бы настоящую британскую мелодию. Оркестра не было, и Браун затянул последний куплет «Сердец из дуба».
Французы открыли огонь.
Вершина холма исчезла за клубящейся лавиной едкого грязно-серого порохового дыма, особенно густого в центре, где стояла батарея и где из взорвавшейся внезапно бурлящей, пронизанной пламенем темноты вырвался с воем, все сметая и срубая, град картечи. Пули хлестнули по склону, и Брауну показалось, что этот вихрь свалил половину его людей. Он увидел кровавый туман, услышал первые стоны и крики.
— Сомкнуть строй! — заорали замыкающие, сержанты и капралы.— К центру! Сомкнуть строй!
— Вперед, парни! Вперед! — воззвал Браун.— Зададим лягушатникам! — Он пошел на приступ с пятьюстами тридцатью шестью мушкетами, теперь осталось чуть больше трехсот, у французов было по крайней мере на тысячу больше, и майор, переступая бьющееся в агонии тело, видел мелькающие в
