разных людей. Женщины — серийные убийцы часто выбирают своими мишенями мужей, родственников, других близких. В отличие от мужчин они не насилуют жертву и не накидывают ей на шею удавку. Они предпочитают подсыпать яду или придушить подушкой того, кто беззащитен в силу слишком юного либо пожилого возраста или каких-то других обстоятельств. Женщины отличаются от мужчин, поэтому и фантазии у них другие.
— Тебе никто не поверит, — повторил Уэсли. — Даже если ты права, доказать это будет чертовски сложно.
— Такие дела всегда сложно доказывать.
— Думаешь, стоит поделиться твоими предположениями с Марино?
— Ну уж нет. Миссис Стайнер ни в коем случае не должна узнать о наших догадках. Мне нужны от нее ответы на некоторые вопросы. Нельзя, чтобы она затаилась и не шла на контакт.
— Согласен, — произнес он. Я чувствовала, как тяжело дались ему следующие слова: — Ты права, Марино больше не может заниматься этим делом. Он как минимум имеет личную заинтересованность по отношению к потенциальной подозреваемой. Вполне возможно, он спит с убийцей.
— Как и тот, кто расследовал дело до него, — напомнила я.
Он не ответил. Мы оба знали, что больше всего заставляет нас бояться за Марино. Отпечаток пальца миссис Стайнер остался на трусиках, надетых на Максе Фергюсоне в момент смерти. Дениза вполне могла предложить полицейскому необычную сексуальную забаву, а потом выбить стул у него из-под ног.
— Кей, мне даже думать не хочется о том, чтобы ты и дальше продолжала раскапывать это дело, — сказал он.
— Все сложности из-за того, что мы так близко знаем друг друга, — ответила я. — Я тоже предпочла бы, чтобы ты оставался в стороне.
— Я — другое дело, но ты женщина и не агент ФБР, а медик. Если ты права относительно Денизы Стайнер, твои действия будут ее провоцировать. Она обязательно попробует втянуть тебя в свою игру.
— Она уже это сделала.
— Значит, постарается сделать ваш контакт теснее.
— Очень надеюсь. — Меня снова охватила ярость.
— Хочу увидеть тебя, — шепнул Бентон.
— Мы увидимся, — пообещала я. — Скоро.
18
Центр изучения посмертных процессов при Университете Теннесси, сколько я помню, все всегда называли проще — Фермой трупов. При этом мои коллеги не подразумевали чего-то неуважительного. Никто не относится к мертвым с таким почтением, как те, кто работает с ними и слышит их беззвучные рассказы. Но цель работы исследователей — помогать живым.
Именно поэтому более двадцати лет назад группа ученых создала Ферму, чтобы прийти к более точному определению времени смерти по состоянию останков. Здесь, на поросшей лесом территории в несколько акров, всегда, в любой день находились десятки тел той или иной степени разложения. На протяжении многих лет я периодически приезжала сюда в связи с различными исследованиями и, хотя так и не стала профессионалом, все же здорово в этом продвинулась.
Ферма находилась в ведении кафедры антропологии, которую возглавлял доктор Лайалл Медиум. Помещение кафедры располагалось, как ни странно, в цокольном этаже стадиона. В четверть девятого мы с Кацем, спустившись по лестнице, миновали лаборатории по изучению раковинных куч и приматов Нового Света и стенды с чучелами игрунок и мармозеток. Далее шли какие-то загадочные двери с римскими цифрами, увешанные забавными карикатурами и изречениями.
Доктор Медиум сидел за столом, поглощенный осмотром обугленных фрагментов человеческих костей.
— Доброе утро, — поздоровалась я.
— Доброе утро, Кей, — ответил он, рассеянно улыбнувшись.
Его имя подходило ему как нельзя лучше — и не только из-за того, что по иронии судьбы прекрасно характеризовало его профессию. Он действительно общался с призраками покойных, исследуя их бренные останки, и они, месяцами оставаясь непогребенными, открывали ему свои тайны. Но при этом и сам Лайалл, на редкость непритязательный, замкнутый и кроткий, казался немного не от мира сего. Седой, коротко стриженный, с добрым озабоченным лицом, он смотрелся каким-то древним духом, как будто ему сравнялось не шестьдесят лет от роду, а по меньшей мере век. Высокорослый, кряжистый, с обветренной кожей, он, все по той же иронии судьбы, и впрямь походил на фермера. Иногда я получала от него матерчатые держатели для черепов, которые его мать, жившая в доме престарелых, делала из лоскутков. С виду они напоминали большие раскрашенные пончики, но для работы подходили прекрасно — череп, чей бы мозг он прежде ни содержал, превращается после смерти в неудобный предмет, так и норовящий скатиться со стола.
— Что здесь такое? — Я подошла поближе к костяным осколкам, напоминавшим обугленные щепки.
— Останки убитой женщины. Муж, убив жену, попытался сжечь тело, и ему это удалось просто на удивление. Лучше, чем в крематории, честное слово. Но он совершил большую глупость — развел костер прямо у себя на заднем дворе.
— Да уж, додумался. С другой стороны, случается ведь, что насильники, сбегая с места преступления, роняют бумажники с документами.
— У меня один раз был такой случай, — заметил Кац. — Снимаю «пальчики» с машины жертвы и хожу весь из себя гордый, а потом мне говорят, что парень оставил бумажник на заднем сиденье. Так что отпечаток не очень-то и пригодился.
— А как поживает твое изобретение? — спросил его Медиум.
— Ну, деньги пока рекой не текут.
— С нейлоновыми трусиками оно сработало отлично. Все тайное стало явным, — сказала я.
— Да чего уж там тайного — мужик в таких трусиках. И так все было понятно, — ухмыльнулся Кац. Его шутки обычно не отличались особым вкусом.
— Кей, исследование закончено, пора взглянуть, — сообщил Медиум, поднимаясь на ноги.
— А вы сами еще не смотрели? — спросила я.
— Нет, сегодня еще нет. Дожидались заказчика для торжественного предъявления результатов.
— Да уж, на вас это похоже, — ответила я.
— А зачем что-то менять? Хотя, конечно, если ты предпочитаешь не присутствовать… Некоторые так и делают.
— Нет уж, я буду присутствовать. Когда откажусь, значит, пора менять профессию, — возразила я.
— Погода, кстати, стояла подходящая, — добавил Кац.
— Да, в самый раз, — с удовлетворением согласился Медиум. — Как раз такая, как в период между исчезновением девочки и обнаружением тела. И нам повезло с трупами для исследования — нужно было целых два, и я до последней минуты думал, что ничего не получится. Ты же знаешь, как с ними обстоит дело.
Я знала.
— Сегодня у нас их больше, чем нужно, а завтра — ни одного, — продолжал он.
— С этими двумя история печальная, — вздохнул Кац. Мы уже поднимались по лестнице.
— У них у всех печальная история, — ответила я.
— Верно, верно. У мужчины был рак, он позвонил и спросил, можно ли завещать свое тело для науки. Ему сказали, что да. Он заполнил все документы, пошел в лес и выстрелил себе в голову. А на следующее угро его жена, которая тоже плохо себя чувствовала, выпила целый пузырек снотворного.
— Так это они? — Сердце у меня на мгновение будто замерло и куда-то провалилось — как всегда, когда я слышала подобное.
