рукой взялся за острие рапиры и согнул ее чуть ли не в кольцо.
– Превосходный клинок, капитан. Из Толедо. Ах да, я забыл, мы с вами уже упражнялись. – Он принял позицию фехтовальщика – правая нога впереди и согнута, левая – прямая и отставлена назад. – En garde!
Тонкая сталь метнулась к Шарпу, но он не шелохнулся.
Эль Католико выпрямился.
– Капитан, вы не желаете драться? Уверяю вас, такая смерть гораздо приятнее той, что я вам готовил.
– Это вы о чем? – Шарп подумал о лестнице, о внезапном броске из темноты.
Испанец улыбнулся.
– Шум на улице, огонь, крики; вы, разумеется, выходите на балкон. Бдительный капитан, всегда готовый к бою. И тут залп успокаивает вас навсегда.
Шарп усмехнулся. Он-то воображал что-нибудь похитрее. Но этот план мог сработать как раз благодаря своей простоте.
– А девушка?
– Тереза? – Эль Католико чуть напрягся и пожал плечами. – Да на что вы ей мертвый? Ее бы заставили вернуться.
– Вас бы это, конечно, осчастливило.
Испанец вновь пожал плечами.
– En garde, капитан.
Времени у Шарпа оставалось в обрез, и он решил во что бы то ни стало вывести испанца из себя – уверенный в своей победе, в неуязвимости для малоопытного фехтовальщика, тот мог себе позволить высокопарность и позерство.
Шарп не поднимал палаша, и рапира опустилась.
– Капитан! Вы испугались? – Эль Католико тонко улыбнулся. – Боитесь, что я лучше вас?
– Тереза говорит, что не лучше.
Это было не бог весть что, но испанцу хватило. Лицо Эль Католико исказилось бешенством, от хладнокровия не осталось и следа, и Шарп выбросил вперед огромный клинок, зная, что Эль Католико не будет фехтовать, а просто убьет его на месте.
Молнией сверкнула рапира, но капитан извернулся всем телом и увидел, как сталь прошла мимо. Потом он локтем изо всех сил двинул испанцу по ребрам, повернулся и обрушил тяжелый медный эфес палаша на голову. Но Эль Католико оказался быстрее – сумел увернуться, эфес лишь скользнул по черепу. Шарп услыхал болезненный возглас и рубанул наотмашь с такой силой, что развалил бы надвое быка, однако испанец отскочил назад, а инстинкт бойца подсказал капитану, что страшный натиск привел Эль Католико в чувство и он снова возьмется за ум и использует свое мастерство.
На лестнице раздался топот, бабахнул мушкет, и Эль Католико улыбнулся.
– Пора умирать, Шарп. Requiem aсtemam dona eis, Domine[3]. – Голос струился патокой, очаровывал и усыплял; острие рапиры ужалило Шарпа в бок и отпрянуло. – Et lux perpetia luceat eis[4].
Шарп понял, что с ним играют, и так будет, пока не кончится молитва, но он ничего не мог поделать. Он вспомнил прием Хельмута и стал целиться в глаза Эль Католико, однако всякий раз попадал в пустоту, и партизанский командир рассмеялся.
– Слишком медленно, Шарп! Те decet hymnis, Deus, in Sion[5].
Шарп снова сделал выпад, метя в глаза, – у Хельмута это получалось ловко, но Эль Католико лишь качнулся вбок, и рапира испанца пошла понизу, чтобы кольнуть в бедро или где-нибудь рядом. Шарпа вдруг осенила отчаянная, безумная идея. Он не стал парировать удар, просто выбросил вперед правое бедро, нанизал себя на жгучую боль. Испанец попытался выдернуть клинок, Шарп ощутил, как сталь рвется из раны, но теперь у него было преимущество, его все еще несло вперед, и он обрушил на испанца тяжелую гарду палаша, вспорол лицо. Эль Католико выпустил оружие и отпрянул, Шарп метнулся следом с рапирой в ноге, Эль Католико попытался схватить ее, но промахнулся. Шарп рубанул испанца по предплечью, тот закричал, и стрелок тут же наискось двинул палашом назад. Тупой край с хрустом врезался в череп, и партизан рухнул.
Шарп замер. Снизу донесся зов:
– Капитан!
– Наверх! На крышу церкви!
Внизу, в переулке, раздался топот. Шарп предположил, что партизаны не решились вступить в неравную схватку и спасаются бегством. Он выпрямился и взялся за эфес рапиры. Рана отозвалась дикой болью, но стрелок уже понял, что ему повезло – клинок прошел сквозь мягкие ткани; крови, боли и страха было больше, чем настоящего вреда. Он сжал зубы и потянул – рапира выскользнула. Шарп подержал ее на вытянутых руках, чтобы ощутить великолепную балансировку, и подумал, что никогда бы не победил, если бы не бросился на идущее понизу острие, не лишил испанца главного преимущества – мастерства фехтовальщика.
Эль Католико застонал, не приходя в себя. Шарп подошел к своему врагу, припадая на окровавленную ногу. Глаза испанца были закрыты, веки слегка трепетали. Шарп приставил палаш к его горлу.
– Мясницкий инструмент, да? – Он давил, пока острие не встретило черепицу, а затем провернул клинок в ране и, чтобы его высвободить, ударил сапогом по шее мертвеца. – Это за Клода Харди.
Не будет в испанских горах феодальной страны – личного королевства Эль Католико.
Раздался стук в крышку люка.
– Кто?
– Сержант Харпер.
– Погоди.
Шарп сдвинул лестницу, крышка откинулась, и появился Харпер с чадящим факелом в руке. Ирландец поглядел сначала на своего командира, затем на труп.
– Боже, храни Ирландию! Что тут у вас, сэр? Пари? Поспорили, из кого больше крови вытечет?
– Он меня хотел прикончить.
У Харпера взлетели брови.
– Да что вы говорите! – Сержант с сомнением взглянул на мертвеца. – А ведь он был отличным фехтовальщиком, сэр, ей-же-ей. Как это вы управились?
Шарп рассказал о том, как он безуспешно целил в глаза, как был вынужден кинуться на рапиру.
Харпер ошеломленно покачал головой.
– Дурак вы чертов, сэр. Ну ладно, давайте глянем, что с ногой.
На крышу поднялась Тереза, за ней Лассау и Ноулз. Шарпу пришлось повторить рассказ; вскоре он почувствовал, как напряжение отпускает.
Тереза склонилась над трупом.
– Что, жалко?
Девушка отрицательно качнула головой. Шарп смотрел, как она, стоя на коленях, обыскивает окровавленное тело и снимает тяжелый пояс. Она раскрыла один из клапанов, посыпались монеты.
– Золото.
– Оставь у себя.
Шарп исследовал рану и убедился, что ему здорово повезло – такой болван, как он, заслуживает дырки побольше.
Капитан взглянул на Харпера.
– Червяки понадобятся.
Харпер ухмыльнулся – он всегда носил при себе жестянку с толстыми белыми личинками мух, питающимися только гнилым мясом и брезгающими здоровой плотью. Не было для чистки ран лучшего средства, чем щепоть личинок под повязкой. Вместо бинта ирландец на время приспособил красный пояс Шарпа.
– Ничего, сэр, заживет.
Лассау посмотрел на труп.
