дождем сыпались камни, черепица и горящая плоть.
Грохот преодолел двадцать пять миль до Келорико, и генерал отложил вилку, подошел к окну и со страшной определенностью понял, что произошло. Золота нет. А теперь нет и крепости, которая могла бы дать ему шесть недель угасающей надежды.
Потом накатился дым, громадный серый покров расстелился с востока, превратил рассвет в сумерки, окаймил пограничные холмы алым, предвещая наступление вражеских армий. Они пойдут за этим дымом к морю…
Альмейда пала.
Глава двадцать четвертая
Керси погиб, молясь на крепостной стене. Погибли еще пятьсот человек – огненный ветер унес их в вечность. Но Шарп еще не знал об этом. Ему казалось, будто он умирает от удушья и жара, он вжимался спиной в гладкие кирпичи, а ногами упирался в обугленное полено, подпиравшее дверцу. Когда все кончилось, капитан выбрался в кошмар наяву, повернулся и вытащил Терезу. Девушка что-то сказала ему, но он ничего не услышал, помотал головой, повернулся к другому отверстию печи и выгреб щебень. Вскоре появилась перепачканная сажей физиономия Харпера.
Печи спасли людей от верной гибели. Они походили на маленькие крепости: толщина их стен достигала трех футов, а покатые своды благополучно отклонили ударную волну. Собор превратился в огненную воронку, замок исчез, над жилыми кварталами бушевало пламя и клубилась пыль. Ярдах в ста от пекарни виднелся устоявший под взрывом дом – ни дверей, ни стекол, только языки пламени танцуют в безжизненных комнатах. Отовсюду веяло иссушающим жаром.
Шарп взял Терезу за руку.
По улице ковылял нагой и окровавленный человек – шатался от слабости, звал на помощь, но они бросились не к нему, а к двери подвала, засыпанной камнями. Из-за нее доносились стук и крики; Харпер, еще не совсем пришедший в себя, откинул камни, дверь распахнулась от удара изнутри и выпустила Лассау и Хельмута. Они что-то закричали Шарпу, но тот опять не услышал, и все побежали к дому, где квартировала рота, – к подножию холма, прочь от этого ужаса, мимо португальских солдат, с открытыми ртами взиравших на геенну огненную, которая разверзлась на месте собора.
Шарп ворвался на кухню, схватил бутылку немецкого пива, отбил горлышко и поднес к губам. Прохладная жидкость потекла в желудок. Потом он ударил себя по ушам, затряс головой, и к нему повернулись изумленные солдаты. Шарп снова потряс головой, но слух не возвращался, и он почувствовал, как наворачиваются слезы. Черт с ним, ничего уже не исправишь. Капитан запрокинул голову и уставился в потолок, вспоминая генерала и огненную воронку и испытывая к себе невыразимую ненависть.
– У вас не было выбора, сэр. – К нему обращался Ноулз. Голос звучал где-то вдали, но Шарп слышал!
Он отрицательно покачал головой.
– Выбор есть всегда.
– Но ведь война, сэр. Вы говорили, надо ее выиграть.
«Вот завтра и отпразднуем, – подумал Шарп, – или послезавтра, но господи боже, я же не знал!» И он вспомнил лежащие повсюду трупы – уродливые, жалкие, скорченные, как грибы, высушенные на раскаленных камнях.
– Я помню. – Капитан повернулся к своим людям. – Ну, что вытаращились? Собирайте манатки.
Он ненавидел и Веллингтона, ибо понимал, почему тот выбрал именно его. Генералу был нужен человек, которого непомерная гордыня заставит победить во что бы то ни стало. И Шарп знал: если Веллингтон попросит, он сделает это снова. Беспощадность – лучшее качество воина, будь он хоть генералом, хоть капитаном. Ею восхищаются. Но кто сказал, что беспощадный воин не испытывает адских мук?
Стрелок встал и посмотрел на Лассау.
– Надо бы Кокса найти.
Город лежал в параличе, тишину нарушали только треск огня да рвота и кашель солдат, которые находили изувеченные тела товарищей. В воздухе витал запах горелого мяса, как в захваченной англичанами Талавере, – но тогда не было ничьей вины, просто ветер случайно раздул пожар, а этот хаос, это видение ада – дело его, Шарпа, рук, ведь это им продырявленная бочка оставила за собой пороховой след.
Мертвецы лежали нагими, мундиры с них сорвало ударной волной; под натиском жара они усохли, обернулись черными сморщенными карликами. Целый батальон, подумал Шарп, уничтожен ради золота – а вот смог бы Веллингтон собственной рукой поднести сигару к пороху?
Он выбросил эту мысль из головы, шагая следом за Лассау по пандусу крепостной стены, с которой Кокс обозревал руины. Все было кончено, каждый понимал, что город теперь беззащитен. Но Кокс еще на что-то надеялся. И оплакивал гибель своего детища.
– Как это могло случиться?
У штабных офицеров были убедительные ответы. Бригадиру сообщили, что за миг до катастрофы на площадь у собора падали французские ядра. Офицеры смотрели со стены на растущую толпу французов, вышедших из окопов полюбоваться на громадную брешь в неприятельских укреплениях и чудовищный столб дыма. Наверное, так чернь взирает на некогда гордого короля, взошедшего на эшафот.
– Ядро, – объяснял Коксу один из офицеров. – Должно быть, подожгло патроны.
Бригадир храбрился, говорил, что они будут сражаться, но все знали, что Альмейда обречена. Как сражаться без боеприпасов? Наверное, это понимали и французы. Они не будут открыто злорадствовать, а предложат достойные условия капитуляции. Напрасно Кокс искал лазейки в безвыходной ситуации, напрасно вглядывался с надеждой в черный дым. В конце концов ему пришлось смириться.
– Завтра, джентльмены, завтра. Еще одну ночь подержим флаг.
Он двинулся сквозь толпу и увидел Шарпа и Лассау, томящихся в ожидании.
– Шарп! Лассау! Слава богу, вы живы. Столько жертв!
– Да, сэр.
Кокс едва сдерживал слезы.
– Какое несчастье!
«Выжил ли Том Джеррард?» – подумал Шарп.
Кокс заметил кровь на мундире стрелка.
– Вы ранены?
– Нет, сэр. Все в порядке. Разрешите вывести роту, сэр?
Кокс машинально кивнул. Ему было не до золота – он проиграл войну.
Шарп дернул Лассау за рукав.
– Идем.
Внизу у пандуса их дожидался Цезарь Морено, он поднял руку, останавливая Шарпа.
– Где Тереза?
Шарп улыбнулся, глядя в растерянные глаза испанца. Улыбнулся в первый раз после взрыва.
– Цела и невредима. Мы уходим.
– А Иоахим?
– Иоахим? – Лишь через секунду Шарп понял, кого имеет в виду отец Терезы, и вспомнил поединок на крыше церкви. – Мертв.
– А это что? – Оглядывая руины, Цезарь Морено не выпускал рукава Шарпа.
– Несчастный случай.
Морено посмотрел на него и пожал плечами.
– Я потерял половину людей.
На это Шарпу было нечего ответить.
Лассау вмешался в разговор:
– Как кони?
Морено перевел на него взгляд и снова пожал плечами.
– Их не было в рухнувшем доме. Все целы.
– Мы их возьмем. – Немец пошел вперед, а Морено удержал Шарпа за руку.
