оказался успешным. Мы наполнили закрома Думнонии захваченным зерном, казну — награбленным золотом и вдобавок пригнали толпу рабов-саксов. Леодегану, который теперь был членом совета Думнонии, была доверена бесплатная раздача зерна самым бедным частям королевства. Но, по слухам, он большую часть этого зерна продал, а полученное золото утекло в его собственный дом, который Леодеган возвел напротив побеленного известкой дворца Гвиневеры.
И все же безумие иногда отпускает страдальца. Так говорят боги. Впрочем, все лето безумной любви счастлив был не только Артур, но и мы, потому что он превратился в особенно внимательного, щедрого и снисходительного лорда по отношению к своим слугам. Но с наступлением осени, метущей землю колючим ветром, побивающей жухлую траву бесконечными ливнями и срывающей с деревьев золотую листву, Артур словно бы пробудился ото сна. Нет, он не перестал любить Гвиневеру, но вдруг увидел развал и разруху, которые обрушились на Британию. Вместо мира было лишь угрюмое зыбкое примирение, и Артур понял, что долго так продолжаться не может.
Мы срубали молодые ясеневые деревца на древки для копий, хижины кузнецов сотрясались от ударов молотов по наковальням. От границы с саксами был отозван Саграмор, который теперь нужен был здесь, в самом сердце королевства. Артур отправил посланца к Горфиддиду с просьбой о прощении за все то горе, которое он причинил королю и его дочери, и мольбой сохранить мир в Британии. Он послал в дар Кайнвин жемчужное ожерелье, но Горфиддид вернул его, обернув вокруг отрубленной головы посланца. Мы слыхали, что Горфиддид перестал пить и снова перенял из рук своего сына Кунегласа бразды правления королевством. Все это убеждало, что мира не будет, пока за оскорбление, нанесенное Кайнвин, не отомстят с помощью длинных копий Повиса.
Путники отовсюду приносили вести о волнениях. Заморские лорды наполняли свои прибрежные королевства ирландскими воинами. На границах Британии скапливались военные отряды франков. Как только урожай Повиса был заложен в склады и амбары, крестьяне сменили серпы на копья. Кунеглас женился на Хелледд Элметской, и люди этой северной страны влились в армию Повиса. Гундлеус, восстановленный на троне Силурии, приказал тайно ковать мечи и копья на укрытых горами равнинах. На востоке все чаще стали появляться лодки саксов.
Артур облачился в свои чешуйчатые доспехи. Это произошло в третий раз с тех пор, как он прибыл в Британию. В сопровождении четырех десятков вооруженных всадников он проехал по всей Думнонии, надеясь, что торговцы, разъезжавшие от границы к границе со своими товарами, разнесут весть о его силе, власти и готовности отразить любое нападение.
Первая беда грянула осенью в Венте, где разразилась чума, косившая людей короля Мелваса, а Кердик, новый предводитель саксов, разбил военный отряд Белги и захватил земли у реки. Король Мелвас молил о подкреплении, но Артура меньше всего беспокоил Кердик. Военные барабаны саксов Уже гремели по всем управляемым ими землям, во всех северных королевствах бриттов, и ни одного копья в помощь Мелвасу Артур выделить не мог. Кроме того, Кердик был по уши занят обустройством на вновь захваченных землях и больше не угрожал Думнонии. Артур решил до поры до времени не тревожить саксов.
— Мы еще сможем удержать мир, — сказал Артур на Совете.
Но мира уже не было.
Поздней осенью, когда воины обычно заняты смазкой оружия и убирают его на зимние месяцы, армия Повиса выступила в поход.
Британия окунулась в войну.
Часть третья
Возвращение Мерлина
Глава 8
Игрейна говорит со мной о любви. Здесь, в Динневраке, весна, и солнце заливает монастырь золотистым светом, ласкает своим еще слабым теплом. На южных склонах беспечно пасутся ягнята, хотя еще вчера волк загрыз троих и оставил на траве длинный кровавый след. У ворот в ожидании подачки собираются попрошайки, и, когда Игрейна идет ко мне в гости, они тянут к ней покрытые язвами руки. Один из нищих украл у налетевших на падаль воронов остатки кишащего червями скелета ягненка и с жадностью обгладывал обрывки шкуры, не обращая внимания на проходившую мимо Игрейну.
Была ли Гвиневера по-настоящему красивой, спрашивает она меня. Нет, говорю я, но многие женщины променяли бы свою красоту на один пламенный взгляд Гвиневеры. Игрейна, конечно, тут же пожелала знать, красива ли она сама, и я горячо уверил ее в этом, но она посетовала, что зеркала у них дома старые, потертые и как следует разглядеть себя в них трудно.
— Как было бы чудесно видеть себя такой, какая ты есть на самом деле, — сказала она.
— Бог видит нас такими, — ответил я, — и только Он. Она, наморщив лоб, внимательно посмотрела на меня.
— Ненавижу, когда ты говоришь со мной таким проповедническим тоном, Дерфель. Тебе это не подходит. Но если Гвиневера не была красавицей, почему же Артур так в нее влюбился?
— Любят не только красивых, — наставительно произнес я.
— Разве я это говорила? — раздраженно перебила Игрейна. — Но ты сказал, что Гвиневера околдовала Артура в первое же мгновение, и если не красотой, то чем же?
— Всем своим существом, — туманно ответил я. — Его кровь вскипела и задымилась.
Игрейне это понравилось. Она улыбнулась.
— Значит, она все же была красивой?
— Гвиневера бросила ему вызов, — объяснил я, — и он решил, что не будет мужчиной, если не сумеет пленить ее. А может, боги просто морочили нас? — Я пожал плечами, не в состоянии найти причину. — Но дело не в красоте, — добавил я, — Гвиневера была больше чем просто красавица. Женщин, подобных ей, я никогда не видел.
— Включая и меня? — ревниво воскликнула моя королева.
— Увы, — тихо сказал я, — мои глаза с годами стали плохо видеть.
Она засмеялась моей ловкой увертке.
— А Гвиневера любила Артура? — допытывалась Игрейна.
— Она любила его устремленность, — сказал я. — Она любила его власть над Думнонией. Но она любила его и таким, каким он впервые явился перед ней. Он был в своих сверкающих доспехах, великий Артур, блестящий, неподражаемый военачальник, пред кем трепетали и меча которого боялись во всей Британии и Арморике.
Королева играла кистями пояса своего белого платья. Некоторое время она молчала.
— Как ты думаешь, я превратила кровь Брохваэля в дым? — вдруг спросила она.
— Превращаешь еженощно, — сказал я.
— О Дерфель, — вздохнула она, соскользнула с подоконника и подошла к двери, откуда можно было обозреть весь наш короткий коридор. — А ты когда-нибудь любил так? — неожиданно спросила она.
— Да, — признался я.
— Кто она? — мгновенно обернулась Игрейна.
— Не важно, — уклончиво ответил я.
— Нет, важно! Я требую! Это была Нимуэ?
— Нет, это не была Нимуэ, — твердо сказал я. — С Нимуэ было по-другому. Я любил ее, но не сходил с ума от желания. Я просто считал ее... — Я умолк, подыскивая подходящее слово. — Восхитительной, — смущенно проговорил я, пряча глаза, чтобы Игрейна не увидела моих слез.
Она немного подождала.
— И кого же ты любил? Линет?
— Нет! Нет!
— Тогда кого? — упорствовала она.
— Со временем появится и эта история, — сказал я. — Если доживу.
— Конечно доживешь! Мы пришлем тебе хорошей еды из Кара.
— Еды, которую мой лорд Сэнсам отберет. — Я не желал, чтобы ее добрые усилия пропадали даром. — Отберет как пищу, не подобающую простому брату.
— Тогда поехали жить в Кар! — пылко воскликнула она. — Пожалуйста!
Я улыбнулся.
