Столпившиеся вокруг Прайса солдаты из роты Шарпа, задрав головы, смотрели на командира, будто ожидая от него чуда.
– Сэр?
– Я слышал, лейтенант. Забаррикадировать ворота!
– Сэр, но как же Харпс?
– Я сказал: закрыть вход! – гневно отрезал Шарп и отвернулся.
Харпер считал, что ирландцам удача ни к чему. Одиночный выстрел треснул в монастыре, откуда не пришёл сержант Патрик Харпер. Майор вздрогнул. Запаленно дыша, на площадку выбрался лейтенант Прайс:
– Он… Он был с нами, сэр! Никто не видел, чтобы с Харпсом что-то случилось!
– Успокойся, Гарри.
– Мы можем вернуться за ним, сэр! Мы можем…
– Успокойся, Гарри! Успокойся.
Шарп вглядывался в темноту.
Ich hatt’einen Kameraden.
Глава 25
На войне, как и в любви, планы ничего не стоят. Сидя у очага в таверне, французский генерал объявил:
– К Вила-Нова мы, господа, не поспеваем, но, принимая во внимание нашу главную цель – оттянуть британскую армию на север, мы направимся к Барка де Альва. Эффект, полагаю, будет тот же.
Он обратился к артиллеристу:
– Когда вы подтянете в монастырь орудия?
– После полуночи, мсье.
Пушки требовалось перекатить через обломки, пробить в южной стене амбразуры. Работы предстояло много.
– Хорошо. Во сколько рассветёт?
– В двадцать одну минуту восьмого.
Дюко всегда знал такие вещи.
– Долгие зимние ночи, да? – генерал хлебнул чёрного кофе и напомнил артиллеристу, – Гаубицы, Луи. Мне нужно, чтобы завтра по двору замка мышь живой не проскользнула.
Пушкарь кивнул:
– Ручаюсь, мсье.
Генерал взял предложенную Дюбретоном сигару, поблагодарил и, раскурив, осведомился:
– Во сколько откроете огонь?
– Когда прикажете, мсье.
– В семь? И поставьте ещё две батареи на южном конце селения, так, чтобы простреливать двор замка настильным огнём. Картечью, Луи. Пусть англичане хоронятся за камешками, позабыв обо всём на свете, включая ракеты.
– Позабудут, мсье. Куда им деваться.
– Только разместите пушки подальше от кузнечиков на холме, – секунду подумав, генерал продолжил, – Хотя… Мы найдём им развлечение. Александр, вы верите россказням о ракетах у гарнизона сторожевой башни?
– Нет, мсье. Холм густо порос кустарником. Ракеты некуда пускать.
– Согласен с вами. Пошлём-ка мы завтра к башне полк пехоты. Чтоб кузнечики не скучали.
– Один полк?
Дрова потрескивали, сыпля искры на обувь, выставленную перед огнём для просушки. Детали оговорили быстро. Пара двадцатифунтовиков накрывают картечью заросли, где могут прятаться стрелки. После этого холм штурмует полк линейной пехоты, поддержанный вольтижёрами. Артиллерия засыпает форт картечью, затем подтягивается пехота и добивает штыками деморализованный гарнизон. И тогда – долгожданный марш в Португалию, к триумфу и славе!
Генерал взял стакан бренди:
– За Императора! За победу!
Офицеры единодушно поддержали тост. Дюбретона мучили сомнения:
– Слишком легко они расстались с обителью.
– У них мало солдат.
– Возможно.
Артиллерист ухмыльнулся:
– Мои ребята сбили с них спесь.
– Возможно.
Генерал снова поднял бокал:
– Завтра мы победим!
– Возможно, возможно…
Ветер наметал во дворе замка сугробы. Снежинки с шипением падали в огонь, таяли на боках лошадей ракетчиков, оседали на шинелях дозорных. Замки мушкетов и винтовок были обмотаны тряпьём от сырости. Костры горели в монастыре на развалинах входа, через которые, соорудив из обломков подобие пандуса, французы тянули пушки. После того, как винтовочная пуля ранила одного из солдат, лягушатники загородились пустыми патронными ящиками, и стрелки угомонились. Зелёные куртки Фредериксона патрулировали долину. У них был приказ тревожить французов, не давать им покоя ночью. Фузилёры же по приказу одноглазого чудака, не жалея проклятий, искали кроличьи норы. Кроличьи норы, гори они синим пламенем!
Впрочем, тех, кому выпало прилечь в эту ночь, везунчиками тоже нельзя было назвать. Спалось плохо. Обращённый к огню бок подпекался, другой – отсыревал. Гнетущая неизвестность завтрашнего дня гнала дрёму. Не сон, а пытка.
Майор Ричард Шарп казался немного рассеянным. Нет, он был вежлив, дотошен, но, вместе с тем, было видно, что мысли его витают где-то далеко. После полуночи он присоединился к своей роте за скромным ужином, состоящим из сваренного сушёного мяса. Дэниел Хэгмен неуверенно заметил, что таких, как Харпер, прямым попаданием из пушки не убьёшь. Шарп натянуто улыбнулся старому браконьеру:
– Спасибо, Дэн.
Майор обошёл весь замок, переговорил с каждым постовым. Усталость навалилась на плечи многопудовым мешком. Хотелось согреться, хотелось спать, хотелось, чтобы из-за следующего угла вынырнул Харпер, блистая белозубой улыбкой. Комнату с камином, доставшуюся Шарпу от Фартингдейла, майор отдал раненым, и всё, что светило ему сегодня – прикорнуть на час или два где-нибудь в закутке.
Ветер усилился. Часовые, дрожа, прислушивались к шагам разводящих и мечтали о скором рассвете.
Красные огоньки на юге отмечали бивуаки партизан. Волчий вой нагонял тоску.
Последними Шарп навестил караул, выставленный у пролома на юге. Глядя на заснеженные колючки, майор думал о том, что смотрит на свой завтрашний путь отступления. Многие умрут, остальных он (если не погибнет) выведет здесь. Вспоминалось отступление из Коруньи четырёхлетней давности. Тогда тоже лежал снег, хотя погода была гаже, и отступление было больше похоже на бегство. Из тех, кого он вывел тогда, мало кто дожил до сегодняшней ночи. Харпер. Харпер был из их числа. Был?
По широкой лестнице Шарп спустился в зловонное подземелье донжона, где сидели пленные дезертиры. За неимением двери у нижней ступеньки была сооружена из камней и кусков дерева баррикада, на которой всякого желающего сбежать пленника охранники – легкораненые фузилёры успели бы нашпиговать пулями (у каждого сторожа для этой цели имелось по три заряженных и взведённых трофейных мушкета). Майора
