свои корабли к южному побережью.
— Ты точно это знаешь?
— Знаю, еще бы не знать! Он сам мне сказал! Я провел десять дней в Сиппанхамме. Я говорю по- датски, видишь ли, потому что я очень умный, не зря король назначил меня посланником. Как тебе это понравится! Я, который некогда ел грязь, — королевский посланник! Получше взбей яйца, моя любовь. Вот так. Я должен был выяснить, видишь ли, сколько денег Гутрум заплатит за то, чтобы мы перевели наших копейщиков через холмы и начали протыкать саксов. Это прекрасная цель для бриттов — протыкать саксов, но датчане язычники, и, видит Бог, мы не можем наводнять мир язычниками.
— Почему нет?
— Сейчас объясню, — ответил священник.
Он сунул палец в горшок с маслом, облизал его и сказал Исеулт:
— Еще не окончательно скисло, так что помешай хорошенько.
Потом Пирлиг повернулся ко мне и ухмыльнулся.
— Что случается, когда приводишь в стадо коров двух быков?
— Один бык неизбежно погибает.
— Именно! То же самое и с богами. Вот почему нам не нужны здесь язычники. Мы коровы, а боги — быки.
— Значит, нас покрыли?
— Не следует упрощать богословские вопросы, — засмеялся он. — Как бы то ни было, Бог — это мой бык, поэтому я здесь, рассказываю саксам о Гутруме.
— Гутрум предложил тебе деньги? — заинтересовался я.
— Он предложил мне все сокровища мира! Золото и серебро, янтарь и гагат! Он предложил мне даже женщин — или мальчиков, если мне они больше по вкусу, хотя это вовсе не так. Но я не поверил ни одному его обещанию. Да это и неважно. Бритты все равно не собираются сражаться. Бог не хочет, чтобы мы сражались. Нет, все мое посольство было сплошным притворством. Брат Ассер послал меня шпионить за датчанами, понимаешь? И велел потом рассказать Альфреду обо всем, что видел, — этим я и занимаюсь.
— Тебя послал Ассер?
— Он хочет, чтобы Альфред победил. Не потому, что любит саксов, даже брат Ассер не настолько мерзок, а потому, что наш епископ любит Бога.
— И что, Альфред победит?
— Если Бог имеет к этому какое-то отношение, то победит, — жизнерадостно ответил Пирлиг и пожал плечами. — Но датчане — очень сильные воины. У них большая армия! Но они несчастливы, вот что я могу тебе сказать. И еще все они голодны. Не то чтобы умирают с голоду, имей в виду, но затягивают пояса туже, чем бы им того хотелось. А поскольку Свейн теперь тоже там, скоро у них будет еще меньше еды. Конечно, они сами виноваты. В Сиппанхамме слишком много воинов и слишком много рабов! У них там множество рабов. Но Гутрум посылает рабов в Лунден, чтобы там их продавать. Вот бы датчанам хоть немножко наших угрей, а? Тогда бы они маленько подкормились.
Молодые угри постоянно приплывали в Сэфернское море и скользили по мелководью, по водным путям болота туда, где их во множестве ловили сетями. Так что Этелингаэгу голод не грозил, правда, угри нам всем порядком поднадоели.
— Я наловил вчера три полные корзины угрей, — со счастливым видом сказал Пирлиг, — и в придачу поймал лягушку. У нее морда, как у брата Ассера, поэтому я благословил ее и отпустил. Не просто размешивай яйца, моя дорогая, а хорошенько взбей их! Я слышал, у тебя умер сын?
— Да, — натянуто ответил я.
— Мне жаль, — искренне сказал Пирлиг, — мне воистину жаль, потому что потерять ребенка — это очень тяжелое испытание. Иногда я думаю, что Бог, должно быть, любит детей, раз так часто забирает их себе. Я верю, что на Небесах есть сад, зеленый сад, где ребятишки все время играют. Бог забрал туда и двух моих сыновей, и от самого младшего, должно быть, даже ангелы стонут, скажу я тебе. Он там небось таскает девчонок за волосы и бьет всех остальных мальчишек, как гусиные яйца.
— Ты потерял двоих сыновей?
— Да, но у меня остались еще трое, да в придачу четыре дочери. А ты как думал — почему меня никогда не бывает дома? — ухмыльнулся он. — Все дети — шумные маленькие создания, а уж какой у них аппетит! Боже милостивый, да они бы съедали по лошади в день, если б могли! Некоторые люди говорят, что священники не должны жениться, и иногда я думаю, что они правы. У тебя есть хлеб, дорогая?
Исеулт указала на сеть, свисающую с крыши.
— Срежь плесень, — велела она мне.
— Мне нравится, когда мужчина слушается женщину, — сказал отец Пирлиг, когда я принес хлеб.
— Это еще почему?
— Потому что это значит, что я не один в нашем жалком мире. Всеблагой Господь, но мне интересно, чем была вскормлена Эльсвит: желчью, что ли? У нее язык, как у голодной ласки! Бедный Альфред!
— Он как раз, похоже, счастлив.
— Милостивый Господь! Вот что я тебе скажу, парень, да нет человека несчастней его! Некоторые люди подхватывают Бога, как болезнь, и Альфред один из них. Он словно корова после зимы, вот что.
— Что-то я тебя не пойму. Это как?
— Ну, знаешь, когда всходит поздняя весенняя трава — зеленая, свежая, густая, — ты выпускаешь тощую корову попастись, а она, дорвавшись до травы, раздувается, словно пузырь. Корова тогда только и может, что срать и пердеть, а потом у нее начинаются колики, и она может пасть, если не увести ее на некоторое время с пастбища. Так и Альфред. Он получил слишком много зеленой травы религии и теперь болеет из-за этого. Но он хороший человек, очень достойный. Слишком худой, это да, но хороший. Святой во плоти, ни больше ни меньше. Ну что, милая, готово? Давай поедим.
Он зачерпнул пальцами угощение, после чего передал горшок мне.
— Слава богу, что на следующей неделе Пасха, — сказал Пирлиг, так набив рот, что кусочки яиц осыпали его огромную бороду. — И тогда мы снова сможем есть мясо. Я чахну без мяса. Ты знаешь, что на Пасху Исеулт примет крещение?
— Она мне сказала, — коротко ответил я.
— И ты этого не одобряешь? Просто относись к этому, как к хорошей ванне, тогда, может, ты не станешь так сильно возражать.
Я не присутствовал на крещении Исеулт, да и вообще покинул остров, потому что знал: Пасха с Альфредом сведется к сплошным молитвам, псалмам, священникам и службам. Вместо этого я взял Стеапу и еще пятьдесят человек и отправился в холмы, к Сиппанхамму, ведь Альфред приказал, чтобы в ближайшие несколько недель датчанам не давали покоя. Он решил собрать фирд Уэссекса к празднику Вознесения, до которого оставалось шесть недель. За это время Гутрум наверняка надеется подкормить своих голодных лошадей на весенней травке, поэтому мы решили устроить засаду датским фуражирам.
Убей один отряд фуражиров — и следующие явятся под защитой лишней сотни всадников, а это утомит лошадей еще больше, поэтому понадобятся новые фуражиры. Некоторое время такая тактика срабатывала, но потом Гутрум начал посылать фуражиров на север, в Мерсию, где их никто не тревожил.
То было время ожидания. На Этелингаэге теперь имелись два кузнеца, и хотя ни у одного из них не было всех необходимых инструментов, да и топлива для их кузниц не хватало, они все же делали хорошие наконечники для копий, и одна из моих обязанностей заключалась в том, чтобы срезать ветки ясеня для древков.
Альфред по-прежнему писал письма, пытаясь выяснить, сколько человек то или иное графство сможет привести на битву, а еще он послал священников во Франкию, чтобы уговорить вернуться танов, которые туда сбежали.
Из Сиппанхамма прибыли очередные разведчики и подтвердили, что Свейн присоединился к Гутруму и что Гутрум откармливает лошадей и собирает людей в покоренных датчанами частях Англии. Он приказал союзникам из числа восточных саксов, таким как Вульфер, вооружить своих людей и предупредил гарнизоны
