в Винтанкестере, Редингуме и Батуме, чтобы они приготовились покинуть свои укрепления и двинуться маршем к нему на помощь.
У Гутрума имелись свои шпионы, и, должно быть, он знал, что Альфред хочет созвать фирд. Осмелюсь сказать, он обрадовался такой новости, потому что эта армия стала бы последней надеждой Альфреда. Полагаю, Гутрум рассуждал так: когда он уничтожит фирд, Уэссекс падет, чтобы уже никогда больше не подняться.
Этелингаэг был полон слухами. У Гутрума, как говорили, было пять тысяч человек. Из Дании приходили корабли, еще одна армия викингов явилась из Ирландии, бритты находились на марше. Фирд Мерсии держал сторону Гутрума, и говорили, что датчане разбили огромный лагерь у Кракгелада на реке Темез, где собрались тысячи мерсийских воинов — датчан и саксов. Слухи о могуществе Гутрума пересекли море, и Вилфур, бежавший из Хамптонскира во Франкию, написал Альфреду, умоляя его покинуть Уэссекс. «Садись на корабль, плыви к здешнему берегу, — призывал он, — и спаси свою семью».
Леофрик редко отправлялся с нами в патрули, он в основном оставался на Этелингаэге, потому что его назначили командиром королевских телохранителей. Мой друг очень этим гордился, ведь он родился в семье крестьянина и не умел читать и писать, а Альфред обычно требовал, чтобы его командиры были грамотными. На это назначение повлияла Энфлэд, ставшая наперсницей Эльсвит. Жена Альфреда теперь никуда не ходила без Энфлэд, даже в церкви бывшая шлюха сидела за ее спиной, а когда Альфред созывал своих придворных, Энфлэд всегда присутствовала на этих сборищах.
— Ты не нравишься королеве, — сказала мне Энфлэд в один из тех редких дней, когда я застал ее одну.
— Эльсвит не королева, — ответил я. — В Уэссексе нет королев.
— Ей следовало бы быть королевой! — возмущенно ответила Энфлэд. — Это было бы только справедливо!
Она несла охапку травы, и я заметил, что ее предплечья стали зелеными.
— Красим ткани, — объяснила она отрывисто, и я последовал за ней туда, где на огне кипел и булькал огромный котел.
Энфлэд швырнула в котел траву и помешала смесь.
— Делаем зеленую ткань, — сказала она.
— Зачем? — заинтересовался я.
— У Альфреда должно быть знамя, — воинственно заявила она. — Как он может без него сражаться!
Женщины делали два знамени. Одно — зеленый флаг Уэссекса с огромным драконом, на другом был изображен христианский крест.
— Крест делает твоя Исеулт, — сказала Энфлэд.
— Знаю.
— Тебе следовало бы присутствовать на ее крещении.
— Я в это время был занят: убивал датчан.
— Но я рада, что она крестилась. Она явно взялась за ум, вот что я тебе скажу.
«По правде говоря, — подумал я, — Исеулт чуть ли не силой загнали в христианство».
Бедняжка столько времени страдала от затаенной вражды священников Альфреда, которые обвиняли Исеулт в колдовстве и в том, что она орудие дьявола, что это измотало ее. Потом явились монашка Хильда со своей нежной дружбой и Пирлиг, говоривший о Боге на языке Исеулт, и вместе они уговорили мою возлюбленную. Значит, я остался единственным язычником на болоте. Энфлэд многозначительно посмотрела на мой амулет-молот. Но она ничего о нем не сказала, вместо этого спросив, верю ли я, что мы победим датчан.
— Разумеется, — ответил я, хотя, конечно, в душе не был так уж уверен.
— Сколько людей будет у Гутрума?
Я догадался, что вопрос этот Энфлэд задает по просьбе Эльсвит. Жена Альфреда хотела знать, есть ли у ее мужа шанс выжить или же они должны взять захваченный у Свейна корабль и отплыть во Франкию.
— Гутрум поведет по меньшей мере четыре тысячи человек, — ответил я.
— По меньшей мере?
— Это зависит от того, сколько людей явится к нему из Мерсии, — сказал я. Мгновение подумал и добавил: — Но я рассчитываю, что у него будет четыре тысячи.
— А сколько людей будет в войске Уэссекса?
— Столько же, — ответил я.
Я солгал. Если нам вдруг невероятно повезет, мы сможем собрать тысячи три, но я сомневался в подобном исходе дела. Две тысячи? Вряд ли, но возможно. Больше всего я боялся, что Альфред поднимет свое знамя, а никто под него не придет или что явится только несколько сотен. Мы могли бы привести с Этелингаэга триста человек, но что такое триста воинов против огромной армии Гутрума?
Альфреда тоже беспокоило, сколько соберется народу, и он послал меня в Хамптонскир, чтобы выяснить, какая часть графства занята датчанами. Я обнаружил, что они хорошо укрепились на севере, но юг графства свободен, а в Гемптоне, где базировался флот Альфреда, военные корабли все еще стоят, вытащенные на берег. У Бургварда, командира флота, в городе было больше ста человек, и он расставил их на стене. Бургвард заявил, что не может покинуть Гемптон: вдруг датчане нападут и захватят корабли, но у меня имелся клочок пергамента, написанный рукой Альфреда, с печатью, изображавшей дракона, и, пустив его в ход, я приказал оставить тридцать человек для защиты кораблей, а остальных привести к Альфреду.
— Когда? — мрачно спросил Бургвард.
— Когда тебя призовут, — ответил я, — но это случится скоро. И еще ты соберешь местный фирд и приведешь его с собой.
— А если сюда явятся датчане? — спросил он. — Если они придут морем?
— Тогда мы потеряем флот, — ответил я, — и построим другой.
Бургвард боялся не зря. Датские корабли снова появились у южного берега, правда, пока в одиночку. Датчане ведь были викингами: они высаживались на берег, отправлялись в набег, насиловали, жгли, грабили — и снова уходили в море. Это очень беспокоило Альфреда: а вдруг целая флотилия высадится где-нибудь на берег и двинется на него. Короля мучили страх и сознание того, что нас так мало, а врагов — без счета и что вражеские лошади жиреют на свежей траве.
— Я выбрал праздник Вознесения, — объявил Альфред, когда я вернулся из Гемптона.
В праздник Вознесения нам следовало быть готовыми на Этелингаэге, а в следующее воскресенье, в день святой Моники, должен был собраться фирд, если будет чему собираться. В донесениях сообщалось, что датчане готовятся к маршу, и было ясно: они направят свою атаку на юг, двинувшись к Винтанкестеру, столице Уэссекса. Чтобы защитить этот город и перекрыть Гутруму дорогу на юг, фирд соберется у Камня Эгберта. Я никогда не слышал о таком, но Леофрик заверил меня, что это известное место, где еще король Эгберт, дедушка Альфреда, выносил свои приговоры.
— Там не один камень, а целых три, — сказал Леофрик. — Два высоких столба и еще один камень наверху. Еще в стародавние времена их поставили гиганты.
И вот приказы были разосланы. «Приведите всех своих людей, — гласили они, — принесите все оружие, какое только у вас есть, и вознесите молитвы, потому что весь уцелевший Уэссекс соберется у Камня Эгберта, чтобы сразиться с датчанами».
Едва были отправлены эти послания, как разразилось несчастье. Оно случилось за неделю до того, как должен был собраться фирд. Хаппа, олдермен из Торнсэты, написал, что сорок датских кораблей появились у тамошних берегов и что он не осмелится увести фирд, когда над его землями нависла такая угроза. Хуже того, датчан было так много, что он умолял Харальда из Дефнаскира прислать ему подкрепление.
Горестное известие почти сломило дух Альфреда. Он цеплялся за надежду застать Гутрума врасплох, неожиданно собрав могучую армию, но теперь все его надежды пошли прахом. Он и без того всегда был худым, но теперь еще сильнее осунулся и проводил целые часы в церкви, взвывая к Богу, не в силах понять, почему Всемогущий внезапно отвернулся от него.
