Пугало, почуяв, что напал на верный след, задал еще несколько вопросов и пришел к выводу, что тезаурус, за которым охотится Томас, – это вовсе не золотые монеты и не кожаные мешки, наполненные драгоценностями, но земля: бретонские владения графа Арморика. Если маленький сын Жанетты принесет клятву верности герцогу Иоанну, то для англичан это будет значить больше, чем крупная военная победа. Речь шла о сокровище особого рода, политическом сокровище, не столь осязаемом, как золото, но не менее ценном. Правда, Пугало представить себе не мог, какое отношение могло иметь это все к Дарему, но черт их разберет? Может быть, Томас ездил туда за какими-то бумагами, ведь у этих поганых законников без писульки и земля – не земля. Черт его знает, да это и не важно. Главное, Томас намеревался захватить мальчика, что должно было стать важным политическим приобретением для короля. Стоило подумать о том, какую пользу из этого может извлечь он, сэр Джеффри Карр.
Некоторое время Пугало даже носился со вздорной идей отбить мальчонку и отвезти его в Кале самому, но вовремя одумался, сообразив, что куда надежнее и безопаснее будет просто предать Томаса. Он явился к Бела, будучи уверен, что законник заинтересован в этих сведениях, но чертов крючкотвор упорно изображал безразличие, делая вид, будто планируемый налет на Ронселет никак его не касается. В конце концов Пугало решил поднажать. Он встал, поправил свой промокший от дождя плащ и сказал:
– Вижу, мсье, тебе не интересно. Ну и ладно. Ты свое дело знаешь лучше, чем я. Правда, мне известно, сколько людей собирается в Ронселет, кто их поведет и когда они отправляются.
Перо больше не двигалось; капельки чернил падали с его кончика, оставляя кляксы на пергаменте, но Бела не обращал внимания. Теперь он внимательно слушал хриплый голос Пугала.
– Само собой, мистера Тотсгема они во все подробности не посвятили. Черт его знает, одобрил бы он их или нет, но ему они наплели, будто бы собираются разорить несколько ферм возле Ростренена. Может быть, они так и сделают, подожгут какую-нибудь халупу, а может, и нет. Этого я не знаю, точно мне известно одно: что бы они ни говорили и что бы ни думал мистер Тотсгем, но они собрались в Ронселет.
– Откуда ты знаешь? – спокойно спросил Бела.
– Да уж знаю, – хрипло ответил сэр Джеффри. Стряпчий отложил перо.
– Сядь, – велел он Пугалу, – и скажи мне, чего ты хочешь.
– У меня два желания, – промолвил сэр Джеффри, снова усевшись. – Во-первых, мсье, я приехал в этот чертов городишко, чтобы разжиться деньжатами, но оказалось, что добыча тут скудная. Чертовски скудная. Беда в том, что мои соотечественники грабили Бретань месяцами, и теперь на расстоянии дня пути отсюда трудно найти захудалую ферму, которая не была бы сожжена, не говоря уж о такой, где было бы чем поживиться. Ну а ехать дальше – это значит рисковать нарваться на вражеские патрули.
За стенами крепостей Бретань представляла собой поле беспрерывных стычек. Повсюду рыскали большие и малые отряды, и Пугало быстро сообразил, что в столь суровом краю состояния не заработать.
– Итак, деньги – это первое, чего ты хочешь, – язвительно промолвил Бела. – А второе?
– Убежище, – сказал сэр Джеффри.
– Убежище?
– Я хочу находиться под твоим кровом, когда Карл Блуа займет этот город.
– Не могу понять почему, – сухо отозвался Бела, – но в этом, конечно, тебе отказа не будет. А что касается денег, – он облизал губы, – то сперва надо посмотреть, насколько верны твои сведения.
– А если они верны? Бела немного подумал.
– Семьдесят экю, – предложил он. – Ну, в крайнем случае, восемьдесят.
– Семьдесят экю? – Пугало умолк, переводя эту сумму в фунты, а потом сплюнул. – Всего десять фунтов! Нет! Мне нужно сто фунтов, и я хочу получить их в монете, отчеканенной в Англии.
Они сговорились на шестидесяти английских фунтах. Бела обещал заплатить их, когда получит доказательство, что сэр Джеффри сказал ему правду, то есть подтверждение тому, что Томас из Хуктона действительно поведет людей в Ронселет и что они отправятся туда в канун дня Святого Валентина, через две недели с небольшим.
– Почему так не скоро? – поинтересовался Бела.
– Ему нужно больше людей. Сейчас у Хуктона всего полдюжины солдат, и он пытается уговорить других отправиться вместе с ним. Уверяет, будто в Ронселете можно раздобыть золото.
– Если тебе нужны деньги, – язвительно спросил стряпчий, – то почему ты не едешь вместе с ним?
– Мне и здесь неплохо.
Бела откинулся назад в кресле и сложил домиком бледные длинные пальцы.
– И это все, чего ты хочешь? – спросил он англичанина. – Денег и убежища?
Пугало встал, пригнув голову под низкими балками комнаты.
– Ты дашь мне и то и другое.
– Может быть, – уклончиво сказал Бела.
– Я дам тебе то, чего хочешь ты, – повторил сэр Джеффри, – а ты дашь мне то, чего хочу я.
Он направился к двери, но остановился, потому что законник вдруг его окликнул.
– Ты сказал – Томас из Хуктона? – переспросил Бела с явным интересом.
– Томас из Хуктона, – подтвердил Пугало.
– Спасибо. – Хозяин взглянул вниз, на только что развернутый им свиток, где, видимо, нашел имя Томаса Хуктона, во всяком случае, он ткнул в какое-то место пальцем и улыбнулся. – Спасибо тебе, – сказал законник еще раз, после чего, к изумлению сэра Джеффри, достал из сундука рядом с письменным столом маленький кошелек и подтолкнул его к Пугалу. – За это известие, сэр Джеффри, я действительно тебе благодарен.
Выйдя во внутренний двор, Пугало проверил содержимое кошелька и установил, что разбогател на десять английских фунтов золотом. Десять полновесных фунтов за одно лишь упоминание имени Томаса? Да уж, этот малый и вправду заслуживает внимания. Нет, чутье не подвело его, и визит к чертову законнику оказался прибыльным. Крючкотвор уже раскошелился, а в будущем выложит еще больше золотишка.
Одно плохо: этот проклятый дождь шел не переставая.
Томас убедил Ричарда Тотсгема не посылать очередное послание королю, а от имени Скита обратиться к графу Нортгемптону, одному из вождей осаждавшей Кале армии. В письме он напомнил его светлости о своей последней победе и захвате Ла-Рош-Дерьена, подчеркнув, что если гарнизон не будет усилен, то это может оказаться напрасным. В письме, продиктованном в основном Ричардом Тотсгемом и скрепленном вместо подписи крестом, поставленным сэром Уильямом Скитом, утверждалось, и отнюдь не безосновательно, что Карл Блуа собирает в Рене новое, сильное войско.
«Ричард Тотсгем, – писал Томас, – который посылает твоему светлости смиренное приветствие, полагает, что армия герцога Карла уже насчитывает тысячу тяжеловооруженных конников, и это при вдвое большем числе арбалетчиков и прочих пехотинцев, тогда как в нашем гарнизоне едва наберется сотня здоровых солдат. Твой родич, сэр Томас Дэгворт, находящийся в недельном переходе отсюда, может собрать не более шести или семи сотен человек…»
Сэр Томас Дэгворт, английский командующий в Бретани, был женат на сестре графа Нортгемптона, и Тотсгем надеялся, что чувство семейной гордости заставит графа помочь шурину избежать поражения. Стоило Нортгемптону прислать лучников из отряда Скита, только одних лучников, без ратников, и это удвоило бы число стрелков на стенах Ла-Рош-Дерьена и позволило англичанам сопротивляться с надеждой на успех.
Письмо содержало мольбу прислать одних только пеших стрелков, без конницы, да и этих Тотсгем клялся вернуть в Кале, как только Карл Блуа будет отброшен. Уже продиктовав это, он сообразил, что простому обещанию никто не поверит, и велел написать, что клянется вернуть лучников «именем Пресвятой Девы и святого Георгия». Описание армии Карла Блуа в целом соответствовало действительности. Шпионы, получавшие деньги от англичан, исправно снабжали их сведениями, которые сам герцог всячески стремился довести до сведения врагов, ибо чем очевиднее становилось его численное превосходство, тем меньше надежд оставалось у гарнизона Ла-Рош-Дерьена. Карл Блуа уже собрал почти четыре тысячи человек, и его армия продолжала расти. Механики герцога соорудили девять больших осадных машин, которым предстояло громить камнями города и крепости, удерживаемые англичанами. Городку Ла-Рош-Дерьен предстояло первым испытать мощь этих машин на себе, и мало кто надеялся, что он продержится больше месяца.
– Ходят слухи, – кисло промолвил Тотсгем, кончив диктовать письмо, – будто ты затеваешь набег на
