Паука очень уж соблазнительно. Что он потеряет? В конечном итоге тридцать бойцов, это если мы засланные Пауком, но ведь доктор своей жопой поручился за нас, иначе Марат нас и не принял бы. И заканчивая разговор, я соскочил с телеги, сменяя запыхавшегося Митьку…
У поворота на поселок, из кустов выскользнула Рыжая Соня – единственная женщина – охотник в нашей округе.
– Постойте, ребята, я вас проведу, мы тут новых ловушек наставили…
И наша компания километра полтора осторожно передвигалась, подчас в обход по лесу, с трудом пробираясь меж деревьев и вездесущего кустарника. Зато потом Ворон пошел ходкой рысью, чуял окончание дороги, предвкушая, наверное, хороший отдых и вкусное сено в уютном стойле…
Уже под вечер, на третий день с момента выезда из Полиса, наконец, показалась хуторская околица. Заслышав шум повозки, из общинной избы, стоящей на краю села, вышел Ефимыч, и обрадовано распахнув руки, подошел, обнял меня крепко.
– Ну, молодец сынок, живой вернулся, – и, повернувшись к остальным, приобнимал и похлопывал по плечу каждого, даже незнакомого ему, слегка отмытого старика – сапера (раз с нами, то тоже удостоен).
– Все потом, а сейчас организуем баню. Ну-ка, Федька, пойди, узнай, кто сегодня по очереди топит баню?
– Так у вас и топиться, – заявил белобрысый пацан. – Ваша жена с утра к нам за дровами приходила.
– Да? Надо же, совсем заработался на пользу опчества – озадаченно сказал Ефимыч.
И тут я забыл про присутствующих, – по улице, с распущенной гривой волос, стелящейся по ветру, раскрасневшаяся, летела моя красуля, ух ты… Как я ее прижал к себе!
– Степа, Степчик мой, живой вернулся, а я, как вы втроем уехали, ночами спала плохо, думала, как ты там в этом Проклятом Полисе, не поранили ли тебя, не убили ли, – бормотала она, уткнувшись мне в плечо.
– Ну ладно, разревелась, видишь, все хорошо – урезонивал ее Ефимыч, и вдруг как рявкнет:
– Баста! Хватит! Девка-баба, мужики с дороги, голодные, немытые, а она в слезы, а ну быстро матери помогать, стол собирать, чистую одежду готовьте… Настена виновато улыбнулась, крепко поцеловала меня в губы и, взметнув распущенными волосами, побежала во двор к матери.
– А ты, мил человек, кто будешь? – спросил староста у сапера.
Тот невразумительно замычал. Смена среды обитания его явно ошеломила, и он всю дорогу вел себя довольно странно. То мечтательно смотрел вдаль, то бормотал что-то себе под нос, поэтому за него ответил я:
– Сапер он, помнишь, Ефимыч, ты, когда говорил об оружии в хранилище, о минах упоминал, так вот он специалист по их установке.
– Ну ладно, все, все, пошли в баню, потом доскажешь.
Видимо сапер никогда не мылся в деревенской бане и начал процедуру с ополаскивания тела в горячей воде, круто намыливая и смывая грязь, впрочем, все правильно, до прогревания тела на полоке, он еще не созрел и после второй подачи воды на раскаленные камни печи с визгом выскочил в предбанник.
– Как бы самим лишних не подцепить, – озабоченно пробормотал Ефимыч, имея ввиду живность, дождем сыпавшуюся с нашего друга в процессе мойки.
– Ничего, он сейчас в предбанничке посидит, а когда мы попаримся, домоется, – сказал я, но украдкой все же оглядел себя, негоже к молодой жене, да с чужими вшами лезть. Юра с Митькой помалкивали, обмениваясь незначительными фразами, и не встревая в начинавшийся серьезный разговор.
– Ну, рассказывай, Степ, как съездили и кого ждать нам в гости на этот раз.
Я обстоятельно поведал тестю о нашей поездке, и предложил схему наших действий:
– В первую очередь, Ефимыч, надо к хранилищу ехать, но я слышал там дороги нет, топь сплошная?
– Дорога есть, но мы по ней не ездили, опасались совхозных, она как раз проходит через их земли, поэтому провели только разведку, прошли в обход с запада, через топь, чуть не перетопли.
– А как вы обнаружили схрон?
– Ну как, просто у твоего отца глаз приметливый, и увидев эту горушку, он заметил, что деревья там не приживаются, так пара сосенок кривых стояла. Вот он и подумал проверить, может там и не скальная порода, ведь сроду в тех местах скал не было кое как добрались, уж костерили мужики его, болотную грязь хлебая, зато когда ковырнули землю на полметра, обнаружился бетонный короб ну а потом, тихо, не спеша нашли вход, вот там пришлось повозиться, хорошо что твой отец в минном деле разбирался, вытащил десяток, расчищая проход, ну а потом ворота, это вообще сказка, пришлось одну противотанковую обезвреженную мину обратно настраивать, и подрывать дверь.
– А далеко это от нашего дома, если напрямки через село идти?
– Да дня четыре от села идти, на юго-запад, аккурат в сторону Степного, на лошадях и с телегами туда пустыми, может и за три доберемся.
– Ну ладно, давай домываться, и за стол.
– Ребята от еды отказались. Взяли перекусить с собой. И на телеге с запряженной в ней Соловой, отправились в ночь, к своим женам. Мы с Ефимычем пообещали быть завтра после обеда в селе, благо в рейд идти будет по пути. А потом у нас был вкусный ужин с домашними пирогами, копченым окороком, квашеной капустой и молодой редиской, ну и естественно рассыпчатой картошкой. Приняли, как полагается, по полкружечки первача и Сапер изрек:
– И чего мы все, придурки, в Полисе забыли? – видимо не понял пока, что крестьянствовать тоже не сладко, а может и понял, только уж очень его жизнь поменялась, и все воспринимается пока в «розовых тонах».
А потом я с моей ладушкой, все ускоряя шаг, направился к своему дому. А впереди нас ждала ночь, и я все не мог насытиться любовью и запахом влажного такого родного тела. И свет тускнеющего светильника, и стрекотание сверчка за печкой оставили след счастья на всю жизнь…
Утром я проснулся от ласкового прикосновения ее руки, она улыбалась и, дурачась, щекотала меня, а я взвизгивал, подыгрывая, и игра опять опрокинула нас в постель…
– Вставай, Степа, – ласково позвала она, подавая на стол завтрак. Так, а что, кстати, там, в смысле покушать? У-у… яишня с салом! Пироги матушкины разогрела, сметана, молоко. Вкуснотищяяя! А про подарок-то я забыл совсем! Выскочил в сени и, вернувшись, говорю:
– Вот, Настена, тебе из Полиса гостинец, – сказал и протянул деревянную резную шкатулку, Настя открыла ее, взглянула в зеркало внутри и тут в избе полились звуки музыки. Полонез Огинского называется мелодия, это мне Юра объяснил. Щемящие звуки полонеза, затопившие маленькую горницу, напомнили мне о том, что сейчас я опять расстанусь со своей женщиной.
Сказал, наверное, жалко улыбаясь:
– Ты, когда соскучишься обо мне, слушай эту музыку.
Ну, вот опять мы в пути, пять повозок двигаются цепочкой по бездорожью, в каждой повозке по вознице, дорогу прокладывает Ефимыч, за ним Юра, следом хуторские Петро и Костя Рябой, замыкаю обоз я со стариком Сапером в компании. После нашествия леммингов местность выглядит безжизненной, только молодая трава создает зеленый фон местности, прорезанной кое-где оврагами, да в небе залитым ярким солнечным светом парит одинокий ястреб. Встречный теплый ветер обдувает наши лица. Опустив вожжи, я расслабленно поглядываю по сторонам, голова занята мыслями о доме и о защите родного очага от городских разбойников. За старшего в обороне оставлен Митька. Сейчас он направился за реку, со стороны хутора, посмотреть и принять участие в установке ловушек. Для прикрытия хутора с северо-запада, по всем направлениям, откуда можно ожидать противника, посланы охотники, знающие местность, как собственный двор. Думаю, люди Паука не пойдут нахрапом на хутор, так что следует ожидать предварительной разведки, а вот она и послужит сигналом к полной боевой готовности. К этому времени мы обязаны освоить новое вооружение, и подготовиться к приему «гостей».
Внезапно в небе появились две точки, быстро увеличившиеся в размерах, вот это птички! Очередной сюрприз преподносит юго-запад. Заметив обоз, птицы целеустремленно сменили курс в нашу сторону. Громадная птаха с ходу пикировала на передовую повозку, другая делала разворот, заходя в тыл обоза.
