догнал. Оглядываюсь – дым повалил от дома. Хорошо занялась, чертова усадебка, да еще взрывы пошли непонятные, то ли у них артиллерийский склад там был, то ли еще что… Все сразу прибавили шагу, а там, только в горку поднялись, глядим – грунтовая дорога пропала, зато меж деревьев тракт виднеется. И как мы смогли свернуть с тракта? Видно, ведьме сам черт помогал.
Через два дня мы без проблем в дальнейшем достигли Родников. Село, почти город, славилось своими ткачами. И место было удобное – рядом с берегом Волги. Так что людей проживало в Родниках раза в два больше, чем в моем селе. Староста, не старый еще худой мужик, принял нас хорошо. Дело даже не в том, что сестра Юрия была за ним замужем, просто он увидел в нас потенциально выгодных покупателей. Возчики с телегами расположились на постоялом дворе, а меня хозяева пригласили в дом, где после обильного обеда мы долго беседовали о перспективах дальнейшего сотрудничества. Потом обсуждали пути и возможности торговли со степняками. Хотя Фролу (так звали старосту) и хотелось бы поучаствовать в обменной торговле посредником, все же, видимо, он прикинул степень риска данного мероприятия (степняки непредсказуемы) и начал объяснять нам тонкости обмена с кочевниками:
– Лучше всего торговать с ними прямо у нас. Кочевники три—четыре раза в год приезжают к нам за товарами, лошадей, скот и кожаные изделия привозят на обмен.
– У вас что, безопасней?
– Ну да, им где-то обменивать свой товар нужно, и вообще выбрали вы нелучшее время для путешествия в Степь. Сейчас сезон смерчей начинается, до нас-то они не доходят – лесная полоса с юга прикрывает, а вот дальше… Мы сами в это время и не ездим в Степь, да и ваши друзья возчики тоже должны были вас предупредить.
– Да, на что-то такое намекали, – нехотя признался я, – но у нас положение безвыходное, лошадей совсем не осталось, а проводник…
– А проводник у вас совсем безбашенный, наверно, посулили с хренову гору, вот он и согласился.
Все понятно, положение безвыходное, поэтому я промолчал, да и о чем здесь говорить?
После обеда вышли прогуляться на берег Волги. Река несла свои светло-желтые воды, широко (примерно на полверсты) раскинувшись вдоль глинистых берегов.
– Это что, старики говорили – ранее река была значительно шире, да и русло после катастрофы изменилось, вон, видишь те обрывы? – Староста показал на глинистый срез, шагов на четыреста отстоящий от кромки воды. – Там ранее вплотную река облизывала берега, а теперь вроде другой берег стремится подточить, правда, мы на ту сторону почти и не плаваем, места там больно жуткие, людей нет, а охотиться… Еще неизвестно, ты зверюгу заполюешь или она тебя, такие твари бродят, что, если во сне приснятся, обделаться со страху можно, – староста пристально вглядывался в сторону стрежня реки. Там как раз проплывало, борясь с течением, какое-то небольшое судно под парусом.
– А вон вологодские, правят к дому, тоже со степняками торговали, как раз до сезона смерчей успели убраться.
Мы прошлись еще вдоль берега, посмотрели, как рыбаки вытаскивали невод. Да, рыбки в Волге хватало, и та соль, привезенная мной на обмен, пришлась в Родниках весьма кстати. Я договорился, что полотно, данное нам на обмен, мы заберем на обратном пути.
На следующий день перед отъездом я навестил нашего раненого.
– Ну что, Костя, лечи свою героическую жо… рану, оставлю с тобой фельдшера, а то он человек пожилой, может пути не выдержать, а тут за тобой присмотрит, – я махнул им на прощание рукой, и обоз тронулся в Степь…
Вечер, мы сидим у потрескивающего костра, за спиной у нас последний оплот леса, впереди простирается Степь. На небе звезд почти не видно, с вечера тучи заслонили и их, и полную луну. Разговор зашел об обычаях кочевников, Витька-проводник вещал:
– Жрут они в основном мясо и коренья съедобные, рыбу только с большой голодухи потребляют. Хлеб, картошка за большое лакомство у них почитаются. А правят у них мурзы, как только двадцать – тридцать взрослых мужиков в клане набирается, так сразу себе старшего выбирают. Но часто в степи заварухи меж собой устраивают, и власть сегодня у одного, на следующий раз приехал, глядишь, уже башка бывшего мурзы в стойбище, у входа в юрту другого начальника на колу надета. Не всегда, конечно, есть у них старики – мурзы, которые всеобщим уважением пользуются, так тех не трогают. Самый главный в самом большом стойбище – мурза Ильяс. Вот если с ним о торговле договориться, никто в степи тебя не тронет. С бабами у них такая же проблема, как и у нас: или калым плати большой, или так отнимай – воюй. Вот из-за них-то почти все драчки местные и происходят. Ребята они смелые, почти ничего не боятся – ни крови, ни капризов степной погоды. Только «олгой-хорхой» их в ужас приводит…
– А это что за зверь?
– Да не зверь, червяк такой большой, я сам его не видел, но, по рассказам, эта тварюка закапывается в землю и ждет свою жертву. Как только что-то крупнее зайца пробегает мимо, так шмаляет в него ядом, в виде тумана или пара, только жертва глотнет воздуха и кирдык. Нет спасения. Если стадо овец идет кучно, так сразу двадцать – тридцать животин положить сможет. Раз, говорят, так орда шла человек в двадцать, нашли от них только ржавые железяки, которые «олгой-хорхой» переварить не смог.
– Во, блин, страхи какие, так и всех людей перевести могут…
– Нет, червяки эти редкие, ползают плохо. Главное, не нарваться на тварюку или воздух успеть задержать, пока отбежишь шагов на пятьдесят, да лицо и руки немедленно водой промыть, тогда, может, и выживешь…
Вот наслушался страхов, и всю ночь меня во сне преследовали какие-то пауки и розовые дождевые черви с коровьими головами, и под утро один из них меня почти схватил, уже дышал мне в лицо… Я открыл глаза, у-у, черт! «Ворон, скотина стреноженная!» Добрался до моего лица, дышит, сволочь, прямо в харю, тварь безмозглая…
«Ну ладно, ладно не обижайся, это я так, спросонья».
Поднялся, смотрю светает.
– Подъем, орлы! А ты чего нас не разбудил пораньше, счас по самому солнцепеку поедем, – это я Щербатого распекаю, дежурившего во вторую половину ночи, зазевался он, что ли, или сам под утро вздремнул?
К полудню мы поняли, что двигаться дальше по такой жаре не стоит, и остановились на дневку. В общем, я решил двигаться вдоль реки, в первую половину ночи, затем краткий отдых. Переседлываем лошадей, двое остаются с телегами, а остальные на разведку – верхами по холодку до полудня рыскать будут – так, мне кажется, мы быстрее кочевников найдем.
Жара стояла просто мочи нет, а воды для питья, в общем-то, и не было, не брать же из Волги? Коней напоить, туда-сюда, можно все же. А самим пить? Впрочем, проводник говорит, возчики пили, не болели, правда, через уголек цедили и потом еще кипятили часик. Хотя Серега обещал к вечеру найти ручей с чистой водой.
Наш обоз по заведенному порядку двигался ночью. Опасно, конечно, лошадь может в сурчиную нору копытом угодить. Но по очереди мы вели переднюю телегу, держа лошадь за повод. Да и первые две ночи выдались ясные, светила полная луна, так что не страшно. Растительность, вначале пути росшая в изобилии, стала более бедной, уже не приходилось прокладывать путь, продираясь сквозь густую жесткую траву и редкий кустарник. Травы стало меньше, все более часто встречались проплешины в каменистой почве, все больше колючек налипало на одежду. Если так дальше дело пойдет, то кормить лошадей будет нечем. На четвертый день пути я и Трофим-охотник с хутора остались с телегами, а наши разведчики уехали на поиски скотоводов. Небо с утра было закрыто серой мглой, духота и какая-то тяжесть висели в воздухе. Приближался полдень, разведчиков не было, зато подул устойчивый юго-восточный ветер, который, крепчая на глазах, нес частицы пыли и волны жара. Через некоторое время уже стало нечем дышать, и мы, спустившись ближе к реке, залегли под откосом, прикрывшись полами захваченной одежды… Я из-под полы, через щель, смотрел на беснующийся смерч, который тонкой воронкой закручивал воду реки, унося в воздух топляк,[22] водоросли, рыб и речных животных, черными точками мелькающих в самой средине смерча. Тело воронки постепенно приближалось к противоположному берегу и, наконец, выбралось, как гигантская змея на сушу, разбрасывая в разные стороны различные предметы и
