прибрежную грязь… Затем смерч внезапно пропал, а нас еще в течение долгого времени терзал поднявшийся ураганный ветер. Наконец, к вечеру ветер стал стихать, и мы перебрались ближе к нашим телегам.
Глава 12
Ландшафт после бури изменился, но не сильно. Жесткую траву засыпало песком и пылью, кое-где валялись обломки деревьев, принесенные ураганом невесть откуда, на передней телеге лежала дохлая ворона, кожаное покрытие с одной из телег сорвало и унесло в неизвестность. Да уж, мы с Трофимом переглянулись и начали откапывать в расшпиленном возу запасы воды… Повезло – они не пострадали, и мы жадно начали пить эту теплую, противную, но так необходимую сейчас влагу. Всю ночь мы ждали наших товарищей, под утро, тихо кемаря у еле дымившегося костра, мне открылось видение – утренний туман расступился, и передо мной предстала морда лошади и силуэт всадника в халате и остроконечной шапке, отороченной мехом. Я только успел приподнять автомат, переведя рычаг на стрельбу очередями, когда со всех сторон к костру подступили степняки на лошадях.
– Ай, бачка, зачем за автомат хватаешься, – голос принадлежал старому морщинистому деду в богатой шапке, обшитой серебряными позументами, с золотым знаком хищной птицы, закрепленным на остроконечном верхе.
– А… Это я спросонья… Вот попали в ураган, наши товарищи поехали вас искать и пропали… Вот торговать к вам приехали, – говорил я, а у самого в голове вертелось: «Вот попал!»
Всадники, а их было не менее трех десятков, уже бесцеремонно перебирали вещи из раскрытого воза. Старик что-то резко крикнул, и начавшийся было грабеж прекратился.
– Поедем, однако, в наше стойбище, если твои друзья выжили, мои воины их быстро найдут, в становище и решим, как торговать будем.
Несколько всадников спешились и впрягли своих лошадей в телеги. Вскоре наш смешанный караван двинулся на юг. Оружие у нас не отобрали, но что мы могли с ним делать? Перебили бы десяток кочевников в лучшем случае, потом конец торговым связям, а возможно, и нашей жизни. Ехали мы долго и только к полудню прибыли в стойбище… Ну и вонь там стояла! Нет, может, привыкшему человеку там было и неплохо, но смотреть, как на улице, не особо придерживаясь какой-либо гигиены, люди оправляют свои надобности, не отходя особо от юрт (серут просто там, где живут)…
Видимо, старику это тоже не особо нравилось, и он вытянул плеткой одного такого засранца, восседавшего с видом гордого орла за одной из юрт.
– Шайтан, сколько раз говорил, есть поганое место, отойди. Нет, сапсем наглый джигит… Еще раз увижу, секир башка будет, – орал он вслед удравшему в юрту поганцу.
Приняли нас, в общем, неплохо, хорошо, что достархан накрыли на природе, а то в юрте вообще, по первости, дышать было невозможно, пахло плохо выделанной кожей, тяжелым потом, остатками жирной пищи и еще чем-то не особо приятным.
– На улице, однако, поедим, очень блох в юрте много, – объяснил мне старик. Мы ели дымящиеся куски баранины, запивая ее вонючим кумысом, ну я, недолго думая, сгонял к своему возу и принес кувшин первача. После еды и пары стакашков старик расслабился (сидели мы с ним вдвоем, Тимофей кормился вместе с воинами).
– Да, бачка, хараша твой водка, мне уже баба не нужна, еда-мяса есть нечем, кумыс в животе бурчит, однако, вот лепешка в водка размочить и есть… вкусна! Толька лепешка нет, а водка твой многа привез?
– Многа, двадцать таких кувшинов, да и муки два мешка, многа лепешек напечешь, мурза Ильяс (а это был именно он).
Старик совсем развеселился и приказал что-то подбежавшему пацаненку. Через некоторое время к месту нашей трапезы трое степняков подогнали табун лошадей голов в двадцать. Кони на вид были очень хороши, молодые, четырех-пятилетки.
– Давай, бачка, силой мериться будем. Ты победишь, кони твои, мой тебя заломает, твой товар мне – якши? – пояснил свои действия мурза.
– А что, ты сам бороться будешь?
– Э… Эй, нет, – хитро прищурился старик, – мой бойца поставит… сильный, однако.
«Вот, блин! Если не соглашусь, товар все равно отберут, убьют и отберут».
– Что это ты рискуешь, дядя, а вдруг я выиграю?
– Э… Сапсем скучно. Была бы многа людей, на вас в набег пошел, а так конь родит многа, баба сапсем больной стал, два, три ребенка, и кирдык. Скучна. Ты поборись с моим джигитом, весело будет.
«Ага, сапсем весело, тут бы не окочуриться раньше времени», – подумал я, разглядывая своего будущего противника. Бычара был еще тот, у него рука, как моя ляжка, а бритый лоб можно в кузне вместо наковальни использовать. Ну, делать нечего, знакомлюсь с правилами состязаний.
Сначала мы уселись на кошму друг против друга, уперлись ступнями, пятка к пятке на прямых ногах, схватились кончиками пальцев рук друг за друга. Состязание заключалось в том, кто кого перетянет, опрокинув на себя соперника. Увы, естественно, без опыта я проиграл, был выдернут с кошмы, как редиска с грядки.
К этому времени вокруг нас собралось все стойбище, и, чтобы продолжать борьбу на поясах, старику пришлось прикрикнуть на собравшихся, и только потом нам освободили метров десять жизненного пространства. Схватились на поясах, победитель без подсечек должен не просто повалить своего противника, а поднять его в воздух и удерживать некоторое время, после чего победитель бил противником о землю, вышибая из него дух…
Джигит был наполовину тяжелее меня, да еще и привычен к таким схваткам. Естественно, через пару минут он поймал меня, поднял над собой и, держа на весу, с торжеством вопил, оглядывая ревущую толпу, но вот шмякнуть мной о землю как завершающий аккорд у него не получилось, я изогнулся, вывернулся и, сгруппировавшись, просто скатился на землю. Старик слегка нахмурился, и мне, еле отдышавшемуся, стали объяснять третий вид соревнований. Я подумал, что хорошо поступил, не приняв на грудь больше двух глотков первача. А то к этому времени совсем бы сдох.
Нам дали отдохнуть, попутно объясняя мне, что бой будет кулачный, бить разрешается куда хочешь, но только руками, на которые можно намотать кожаные ремни. Отдышавшись, я подозвал Трофима, и он довольно туго намотал мне в один слой выделанные, тонкой кожи ремни, ловко и надежно закрепив концы на ладонях. Ну, все, теперь повоюем. Я, в общем-то, не знал первых двух видов соревнований, а теперь буду действовать как отец меня учил…
Первые несколько секунд мы кружились друг против друга, я даже не пытался отбить хоть один из ударов этого монстра, действуя уклонами и проверяя печень противника со средней дистанции. А-а… вот сбил я ему дыхалку. Только близко не подходить, если эта туша войдет в клинч, мне конец. И тут кто-то сзади подтолкнул меня, очевидно желая помочь своему бойцу, я едва избежал нокаутирующего прямого, подавшись вперед. Нет, пора кончать, иначе сил не хватит. После очередного удара противника, пронесшегося перед моим носом, как хорошая дубина, я сместился вперед и нанес правый боковой удар в висок противнику, слегка доворачивая кулак, перенеся вес тела на правую ногу, резко и без боязни сломать руку. Кость треснула, я это почувствовал, но это была височная кость моего противника. Мандец, тащите саван. Я даже не стал оглядываться, когда туша батыра грохнулась, наконец, о землю…
Собственно, бравада, но бравада оправданная, я задницей чуял, что в моем положении только наглая самоуверенность может нас спасти. Народ неверяще хлопотал над поверженным скотоводом. Мурза пожевал беззубыми деснами свои губы:
– Спасем плохой богатур был. Конь его не держал, падал, однако, только и мог, что силой хвастать и жрать за десять воинов, спасиба тебе за красивый бой… Беры! Кони твои, – он сделал широкий жест рукой, и тут я увидел Митьку, спокойно ехавшего по стойбищу на моем Вороне, оба запыленные, уставшие, но настороженные.
– А, Митька, – произнес я, как ни в чем не бывало, – ну а где наши?
