ЧУТЬ ПОУМНЕВ, ПРЕЗРЕВ ОТЦОВ… Чуть поумнев, презрев отцов, Мы рушим вечные начала. Как примитивен Васнецов На фоне мудрого Шагала! Ну что там – женщины, окно И солнцем залитые дали… Вы мне подайте полотно, Где бы коровы залетали! Где все – нагие, как в Раю Но то не пошлость, а величье. Где, запевая песнь свою, Ослы порхают, будто птички. И как смертельное лассо, Наброшенное на Россию – О, гениальный Пикассо, И неизвестный нам Васильев. Во всем мы ищем тайный смысл. Коль нет его – мы не в печали… Что не постигла наша мысль, То гениальным мы признали. Во тьме жестоких к нам веков Россия с курса не собьется. И будет петь Гребенщиков И имя Тютчева сотрется. Талант с душою разлучив, Канонам классики не внемля, Щедрин, Чайковского сменив Предаст гармонию забвенью. И на потеху всей земле, Тому, кто в нас плюет цинично, Мы только хлопаем сильней И унижаемся публично. И принимаем их дары Сродни данайским подношеньям. Сторицей воздаем, щедры, За лжекультурные творенья. И как логический итог Заокеанского приказа Звучит повсюду жесткий рок, Сжигая сердце, волю, разум. Благословенный наш язык В годину общего заката Превоплотится в хилый рык, Что начинен несмелым матом. До 1994 УДАЧЛИВ В ПРЕДСКАЗАНЬЯХ БЫЛ… Удачлив в предсказаньях был Тот гений музы безотрадной, Кто душу русскую сравнил С бескрайней нивой благодатной. Он тщетно сеятеля звал, И тот пришел… столетье после. И зерна смерти разбросал, Что дали явные проростки. Как ни старались косари, Тот злак скосить им не под силу. А мы помочь им не смогли И углубляли ту могилу, Вокруг которой, встав кольцом, Мы в смертном страхе вспоминали, Как поумнев, презрев отцов, Не глядя совести в лицо, Устои вечные ломали. До 1994
