Тайное явным становится В сказках и фильмах о жуликах, Тайное явным становится В снах и рассказах для маленьких. В джунглях новейшей истории Призраки набедокурили. Как отделить ложь от истины Вечным российским печальникам? Как рассказать внукам-правнукам, Где родились они, бедные; Как объяснить дедам-прадедам, Что они, глупые, строили, Что собирали по камешкам, Стоя над самою бездною, Что защитили от ворога, Кровью дымящейся полили, Гибли за Родину, Сталина…. Как втолковать им, доверчивым, Кто был вождем их и идолом По современным писаниям; Как доказать им, несведущим, Что чересчур опрометчиво Жизнью кипучею жертвовать Ради суда-поругания?! Но от того, что построено, Прадеды не отрекаются, Но не меняют на золото Родину в счастье ли, в горе ли. Кто кроме них распознает в ней Явь, ныне ставшую таинством, Кто, кроме них не заблудится В джунглях новейшей истории? До 1994 ГОРОДСКОЙ ЭТЮД Город молчит, забывшись В чутком, тревожном сне. Вниз, на асфальт остывший Падает лунный свет. Утром народ нахлынет, Пестрой волной размыв Четкость усталых линий Улиц ночной Москвы. Отзвуки песни вешней Робко нарушат тишь. Солнце взойдет неспешно Над горизонтом крыш. И потекут, волнуясь, Реки златых лучей Вниз по оврагам улиц К омутам площадей. Тени сползут по стенам И, не достигнув дна, В полдень замрут смиренно, Распеленав дома, Скомкают сон беспечный, Дрогнут, метнувшись вспять: Солнце ушло далече, Как бы им не отстать! То ли по скользким башням Мчать за светилом вслед, То ли, дождя дождавшись, Сгинуть в шальной воде… Шумным шуршащим шквалом Ливень загасит свет, Счистив со стен шершавых Утренней тени след. А на заре вечерней В узкую прорезь туч Взглянет на миг неверный, Тусклый последний луч. До 1994
