жизни постоянным: отцовские карты и серебряный медальон – последняя ниточка, связывающая ее с безмятежным прошлым. Наказ отца беречь эти вещи как зеницу ока Валентина помнила очень хорошо, так же как и удивительную сказку про лисье золото. Вот и сейчас потертая кожаная папка и лисий медальон лежали на самом дне Валентининого чемодана, бережно завернутые в чистую тряпицу.
– Ну, что стоим, господа-товарищи?! – Сочный бас разнесся в прохладном апрельском воздухе. – А ну-ка, берем вещички да топаем за мной к сельсовету!
– Председатель, небось, – буркнула стоящая рядом с Валентиной немолодая уже женщина. – Это где ж он, ирод, тут господ увидел? – Женщина посмотрела на свои мозолистые ладони. – Хорош гусь, бабами командовать.
С соседкой своей Валентина была полностью согласна, среди вновь прибывших не было ни одного мужика, только женщины да в основном такие, как она, совсем еще зеленые девчонки.
Тем временем обладатель зычного баса, которого Валентинина соседка обозвала председателем, окинул критическим взглядом их разношерстную компанию, подергал себя за длинный ус и скомандовал:
– Эй, бабоньки, не с руки мне тут с вами церемонии разводить, мне вас еще до ночи нужно по хатам расселить. Так что давайте-ка быстренько, без дополнительных приглашений! – Тон, которым это было сказано, был вполне человечным, и подбодренные этим фактом ссыльные нестройной колонной потянулись вслед за председателем.
Сельсовет располагался в стылой, наверное, с самой зимы не топленной хате. В просторной комнате скоро стало тесно от набившихся в нее людей. Места на самодельных лавках всем не хватило, и многие остались стоять вдоль стен. Валентина пристроилась у подоконника, из которого нещадно дуло. Председатель и еще два мужика из местных уселись за застеленным кумачовой скатертью столом, с озадаченными и немного растерянными выражениями на суровых лицах уставились на вновь прибывших.
– Я это… Евсей Петрович я, – заговорил наконец председатель.
– Очень приятно! – выкрикнул из толпы звонкий девичий голос, и председатель смущенно закашлялся.
– А уж мне как приятно, – проворчал он, откашлявшись. – Не было проблем, так вас нелегкая принесла. Вот расселяй вас теперь, трудоустраивай, на довольствие ставь… Ну где же это он?.. – председатель посмотрел сначала на наручные часы, а потом на одного из своих мужиков.
– Здесь я, Евсей Петрович! – В комнату протиснулся статный парень в милицейской форме. При виде уставившихся на него женщин милиционер смутился, щеки его, и без того румяные, стали ярче кумачовой скатерти. – Списки у конвоя забирал, – он помахал картонной папкой.
– Ну, списки – это дело серьезное, – председатель просветлел лицом. – Давай-ка их сюда, Игнат Евсеевич…
Валентина всматривалась в по самые глаза заросшее густой бородой лицо председателя, а в голове ворочались смутные воспоминания…
– Да уж начинайте, ей-богу! – проворчала уже знакомая Валентине женщина. – Холодно тут у вас, как в леднике.
– А ты, гражданочка, не командуй! – насупился председатель. – Раскомандовалась тут, понимаешь! – Он взял из рук милиционера папку, аккуратно развязал тесемки, а потом сказал: – Значицца так, та, чью фамилию я сейчас называю, встает, чтобы я ее видел, и слушает меня очень внимательно, по два раза повторять никому не буду. Уяснили, гражданочки ссыльные?
По комнате прокатился нетерпеливый ропот.
– Уяснили! – кивнул Евсей Петрович и открыл папку.
Перекличка уже подходила к концу, а Валентинина фамилия до сих пор не прозвучала. Не то чтобы ее этот факт очень расстроил, просто странно, что Марусову и Мусину председатель назвал, а ее, Мыкалову, пропустил.
– Мыкалова Валентина Ивановна? – председатель оторвал взгляд от бумаг, всмотрелся в лица сидящих перед ним женщин.
– Я здесь! – Валентина вскинула руку, привлекая к себе внимание.
Несколько мгновений Евсей Петрович разглядывал ее с какой-то непонятной пристальностью, а потом сказал:
– А тебе, красавица, места-то и не хватило. Видать, придется мне тебя к себе на постой брать.
– Повезло, – уже знакомая женщина больно ткнула Валентину в бок, – сам председатель тебя красавицей назвал. Видать, на лесоповал не погонит, работенку какую потеплее сыщет, – она растянула тонкие губы в щербатой ухмылке, и Валентине вдруг захотелось изо всех сил ударить ее по лицу.
– Ну все, бабоньки! – председатель захлопнул папку. – Сегодня обустраивайтесь на новом месте, отдыхайте, а завтра в восемь утра жду вас у сельсовета. И чтобы без опозданий! Здесь вам не курорт, – добавил он хмуро.
Собрание закончилось, и народ потянулся к выходу. Валентина не спешила, стояла у окна, силилась вспомнить те давние времена, от которых в памяти остались лишь обрывочные, хоть и очень яркие, картинки.
– Ну, здравствуй, Валюшка! – послышался над ухом председательский бас. – Не помнишь меня? – Евсей Петрович смотрел на нее сверху вниз, прятал в густых усах улыбку.
– Дядя Евсей? – картинки сложились в одну: жаркий летний день, она на плечах у рослого бородатого дяденьки, поет песенку про гусей, отгоняет сорванной веточкой комаров.
– Узнала, значит, – председатель кивнул. – А я вот тебя сразу не признал. Ты ж тогда еще пичужкой желторотой была, а теперь вон какая красавица. За что в наши края-то? – он понизил голос до шепота.
– Как дочь врага народа, – Валентина пожала плечами.
– Это Иван Владимирович, значит, враг народа?
– Выходит, так.
– Ох, грехи мои тяжкие, – он покачал головой, а потом вдруг сказал: – Ты, Валюшка, это… не болтай особо, что меня знаешь. Времена нынче вон какие, сама видишь. А я уж как смогу, помогу. Ну, иди уж! Игнатка тебя до хаты проводит, а мне тут еще нужно дела кое-какие решить.
Валентина не сразу догадалась, про какого такого Игнатку говорит дядя Евсей, только лишь когда увидела, как к ним приближается тот самый молоденький милиционер.
– Ты, сынок, давай-ка вот Валентину до нашего дома проводи, а мамке скажи, чтобы устроила девочку по-человечески.
– По-человечески – ссыльную? – Во взгляде Игната вспыхнул неприязненный огонек. Ну конечно, сам-то он сын уважаемого человека, председателя лесхоза, а она дочь врага народа.
– А ты морду-то не криви, – прикрикнул на Игната дядя Евсей. – Молод ты еще, чтобы других судить.
– Это не я ее осудил, а советская власть.
– А советская власть, по-твоему, не ошибается никогда? – перешел дядя Евсей на сердитый шепот и, не дожидаясь ответа, скомандовал: – Делайте, что велено, товарищ милиционер!
– Слушаюсь. – По глазам было видно, что слушаться батьку Игнату не больно-то и хочется, особенно в таком идейно важном вопросе, но перечить он не посмел, лишь бросил убийственный взгляд на испуганно жмущуюся к подоконнику Валентину.
Снаружи было многим теплее, чем в сельсовете. Валентина подышала на озябшие руки, подняла с земли чемодан. На то, что товарищ милиционер поможет с поклажей, она не рассчитывала. Он и не помог. Шел впереди таким быстрым шагом, что Валентине приходилось едва не бежать, чтобы не отстать. За всю дорогу до места они не обмолвились ни словом, так и шли в полном молчании до самого
