нельзя.
Уже на выходе тетя Тося споткнулась о сваленные в прихожей чемоданы, цветасто выругалась.
– И вот что, Поля, у меня комод есть, старый, но в хорошем состоянии. Я тебе его одолжу, а то что же это за безобразие такое?! – Она неодобрительно посмотрела на чемоданы. – Завтра его перетащим. Только он, подлюка, тяжелый. Придется Борьку, соседа, звать...
И вот он, комод, стоит посреди прихожей, загораживает проход. Вчера сосед Борька действительно помог перетащить комод из одной квартиры в другую, но на этом его альтруизм иссяк. Хитро улыбаясь щербатым ртом, дядька выраженно маргинальной наружности заявил, что у него кончилось горючее и, чтобы комод оказался в гостиной, ему нужно заправиться.
– Чем? – недоуменно спросила Полина.
– Так чернилами, – охотно пояснил сосед.
– Какими чернилами?!
– Ах ты, паршивец! – возмутилась тетя Тося. – Заправиться ему, видите ли, нужно! Деньги до получки ты у меня стрелять можешь, а комод с места сдвинуть, значит, не можешь?!
– Не могу, – Борька покаянно развел руками. – Трубы горят! Понимаешь, теть Тось?
– Я тебе дам «теть Тось»! Я тебе трубы сейчас погашу! Двигай комод, паразит!
– Силов нет! Без чернил никак не могу, – опасливо косясь на разбушевавшуюся тетю Тосю, Борька выскочил за дверь. И уже из-за двери, обращаясь исключительно к Полине, прокричал: – В соседнем доме, красавица, есть гастроном. Ты мне бутылочку винца купи, а я тебе комод задвину.
Пока Полина растерянно хлопала ресницами, а тетя Тося сотрясала воздух изощренными ругательствами, сосед растворился в полумраке подъезда, успев напоследок сообщить номер своей квартиры.
Она собиралась зайти в магазин после работы, но за разговорами со Светой совсем об этом забыла. И вот теперь антикварный комод черной глыбой возвышался посреди ее прохожей. Вполголоса пробормотав одно из ругательств тети Тоси, Полина отправилась в ближайший гастроном.
Она шла вдоль полупустых прилавков, стараясь не дышать: в магазине пахло сгнившими овощами и еще бог весть какой гадостью. У виноводочного отдела царило оживление. Четыре непрезентабельного вида мужика о чем-то громко спорили, а тучная, краснощекая продавщица рассматривала покупателей с брезгливо-скучающим видом. Полина пристроилась в хвост очереди. Да что ж она так сплоховала-то?! Ведь можно же было решить проблему малой кровью – просто дать соседу денег на бутылку. И не пришлось бы теперь чувствовать себя аморальной личностью. Не переставая мысленно укорять себя за безалаберность, Полина присмотрела, какое вино купила пришедшая наконец к взаимопониманию четверка. Когда подошла очередь, она севшим от стыда и волнения голосом попросила точно такое же. Полусонная продавщица неожиданно оживилась, перегнулась через прилавок, смерила Полину недобрым взглядом и громко спросила:
– Восемнадцать есть?
– Есть, – от неожиданности Полина вздрогнула.
– Что-то не верится! – Продавщица хищно усмехнулась и потребовала: – А ну-ка, паспорт покажи!
Очередь нетерпеливо зароптала. Полина, заливаясь краской стыда, принялась торопливо перетряхивать сумочку. Паспорт нашелся не сразу. А когда наконец нашелся, продавщица еще целую вечность изучала его с пристрастием бдительного таможенника. Когда экзекуция закончилась, Полина уже готова была провалиться сквозь землю. Ненавистная бутылка огнем жгла руку. От пережитого унижения захотелось плакать. Вместо этого Полина вздернула подбородок и с независимым видом направилась к выходу. Бутылку прятать не стала. А что прятать, если все в магазине и так уже в курсе?! Увы, на этом мучения не закончились: проходя мимо хлебного отдела, Полина нос к носу столкнулась с Генриеттой Сергеевной.
– Добрый вечер, Полина Мстиславовна, – завуч улыбалась с многозначительностью, не оставляющей никаких надежд. – Собираетесь отметить первый рабочий день?
– Да нет, что вы! Это не мне, – оправдание получилось глупым и каким-то детским.
Не переставая улыбаться, завуч кивнула. Этот снисходительный кивок и цепкий взгляд выцветших глаз говорили красноречивее всяких слов: у Генриетты Сергеевны больше не было никаких сомнений по поводу морального облика новой учительницы французского.
Ну что же ей так не везет?! Сначала директриса упрекнула в безответственном отношении к работе. Теперь вот завуч застала с бутылкой «чернил» в руках. Чудесное начало трудовой деятельности! Лучше и придумать невозможно! Хоть прямо сейчас собирай вещи и уезжай обратно в Москву.
Вернувшись домой, Полина аккуратно поставила злополучную бутылку на комод и расплакалась.
Наступившее утро не принесло облегчения. Полина чувствовала себя скверно, перед глазами до сих пор стояла ужасная сцена в гастрономе. Впереди – выходные, а в понедельник вся школа будет знать о ее моральном падении.
В десять утра в дверь робко постучали – на пороге мялся сосед Борька. Вид у него был совсем больной. Даже неискушенная в такого рода вещах Полина поняла – у Борьки жесточайшее похмелье.
– Красавица, я это... пришел работу доделать, – сосед заискивающе улыбнулся.
– Вот, – Полина сунула ему бутылку, – делайте свою работу и убирайтесь.
– Это я сейчас, это я мигом. – Лицо Борьки озарилось неподдельным счастьем. – Тут делов-то на две минуты. – Он перешагнул порог, в квартиру вслед за ним вплыло почти осязаемое облако перегара. Полина поморщилась, распахнула балконную дверь.
Сосед, как и обещал, управился быстро, заграбастал бутылку и испарился. Через минуту о его пребывании в квартире напоминал только запах. Устроив тотальное проветривание, Полина вышла на балкон. И как раз вовремя, потому что по двору, вертя во все стороны головой, вышагивала Света. На тихий оклик Полины она остановилась, заорала на весь двор:
– Привет! Насилу тебя нашла!
Полина испуганно втянула голову в плечи, ожидая, что сейчас изо всех окон высунутся разгневанные шумом жильцы. Свету, похоже, такие мелочи, как растревоженные обыватели, не волновали.
– Погодка просто класс! – сообщила она зычным голосом.
– Поднимайся, – взмолилась Полина.
Через минуту Света была уже на балконе и, задумчиво затягиваясь сигаретой, слушала рассказ о Полининых злоключениях.
– Да, влипла ты! Теперь ты у Генриетты на крючке. Сразу она о твоем аморальном поведении никому рассказывать не станет. Запишет этот компромат в особый блокнотик и попридержит до поры до времени.
– И как быстро эта пора настанет? – спросила Полина упавшим голосом.
– Сие ведомо только одной Генриетте, но ты не волнуйся, она дама практичная, просто так пакостить не станет. Скорее всего попросит тебя о какой-нибудь маленькой услуге.
– Какой?
– Ну, я же не оракул! Но думаю, о невыполнимых вещах она просить не станет, так что прими это как должное и перестань волноваться. Давай лучше собирайся. Пойдем тебе очочки искать.
В единственной на весь город «Оптике» ассортимент был, мягко говоря, невелик. Из всех имеющихся в наличии пятнадцати оправ Света выбрала самую уродливую.
– Я начинаю подозревать тебя в злом умысле, – сказала Полина, понуро разглядывая чудовищного коричневого монстра.
– Ничего, ничего! – отмахнулась Света. – В нашем случае чем хуже, тем лучше.
– Я похожа на Шапокляк.
– Ну и прекрасно! Шапокляк личность одиозная. У нее есть чему поучиться.
Пластмассовый монстр с простыми стеклами вскоре угнездился в Полининой сумочке.
– С костюмом вопрос решила? – спросила Света на прощание.
– Еще нет.
– Эх, жаль, у меня сегодня много дел, а то бы я тебя проконтролировала, – Света сокрушенно покачала головой.
– Ты уже и так внесла свою лепту, – Полина тяжело вздохнула.
– Ну что же делать?! Надо же как-то повышать твой изрядно пошатнувшийся в глазах администрации
