тебе. И не смотри на меня так! В жизни есть вещи и пострашнее измены. Тем более что это и не измена вовсе.
– А что это?
– Акт милосердия или, если хочешь, самопожертвования – вот как к этому нужно относиться. Понимаешь? Я ради своего генералиссимуса и не на такое бы пошла. А что ты на меня так смотришь? Тебе нравятся мужчины помоложе, а мне – постарше. Каждому свое.
Полине пришлось выпить рюмку водки, чтобы решиться позвонить Полянскому.
– Я согласна.
– Рад, что ты проявила благоразумие. У тебя есть вечернее платье?
– Есть.
– Вечернее платье, черное белье, чулки, волосы распущены. В девять вечера Паша за тобой заедет, – в трубке послышались гудки отбоя.
Черное белье, чулки, вечернее платье – совершенно конкретные инструкции. Она еще ничего не совершила, а уже чувствует себя проституткой.
Еще одна рюмка водки помогла Полине дожить до вечера.
...Он был одет, как для выхода в свет: элегантный костюм, галстук, сияющие ботинки. От него пахло одеколоном и дорогим табаком. Он смотрел на нее глазами влюбленного мужчины. Словно и не было никаких ультиматумов и унизительных инструкций. Словно это и в самом деле романтическое свидание.
– Ты великолепна. – Прикосновение к коже горячих пальцев, не то ласка, не то пытка. – Я счастлив, что ты приняла мое приглашение.
Они играли в игру. Он устанавливал правила, ей отводилась роль послушной марионетки. Сервированный на двоих стол, зажженные свечи, остывающее в ведерке со льдом шампанское. Шампанское – это хорошо, это ее спасение, способ примириться с действительностью и самой собой.
Он не позволил ей напиться. В половине одиннадцатого игра под названием «романтический ужин» закончилась и началась совсем другая, куда более страшная игра...
...Полина лежала на самом краю двуспальной кровати и боялась пошевелиться: истерзанное тело болело. На бедрах, руках и животе наливались лиловым синяки.
Человек, который сотворил с ней все это, заперся в ванной.
Ей нужно было одеться и уйти, но у нее не было сил. Наверное, поэтому она не услышала, как хлопнула входная дверь...
Сергей собирался провести выходные в Москве, но передумал: с понедельника начнутся экзамены, и они с Полиной не смогут видеться. Москва никуда не денется! Прямо с вокзала он поехал к Полине, хотел сделать сюрприз. Отец не ждет его раньше завтрашнего вечера. Так что у них есть целые сутки.
Ничего не вышло. Полины не было дома. Сергей просидел под ее окнами несколько часов и только в полночь решился уйти. Наверное, она осталась ночевать у Светы, иногда она так делала.
Он понял, что отец не один, как только переступил порог квартиры: по едва уловимому и смутно знакомому аромату духов, по тусклому мерцанию свечей в гостиной, по сервированному на двоих столу. Раньше в их доме никогда не бывали женщины, Сергей вообще ничего не знал об этой стороне отцовской жизни. Поэтому, когда он тихо шел по коридору, им двигало дурацкое детское любопытство.
В отцовской спальне горел свет. Сергей хотел просто пройти в свою комнату. Он не собирался подглядывать, но все то же любопытство, будь оно неладно, заставило его...
...Она лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он еще ничего не понял, но сердце уже перестало биться, сжалось до величины булавочной головки, затаилось.
У него был шанс пройти мимо широко распахнутой двери, мимо распластанной на отцовской кровати женщины, но он упустил этот шанс. Он стоял, и смотрел, и уговаривал себя не верить...
– Сережа... – Она смотрела на него пустыми глазами и улыбалась. Даже ее нагота не оскорбила его больше, чем эта улыбка. Даже мысль, что несколько минут назад она была с его отцом. – Сережа, пожалуйста... – она попыталась сесть, едва не упала с кровати, и он с отвращением и ненавистью подумал, что она пьяна.
Наверное, он почувствовал бы себя легче, если бы ударил ее, наотмашь, со всей силы. Ему хотелось, но он знал, что, начав, не сможет остановиться, поэтому он просто ушел...
Это был самый длинный, самый мучительный месяц в жизни Полины. Ее вызвали в школу лишь однажды, чтобы подвергнуть публичной порке и сообщить, что она уволена. Ей было все равно: и порка, и увольнение с занесением в личное дело ее совсем не взволновали. Спасительный анабиоз, случившийся с ней в ту ужасную ночь, так не прошел.
Единственное, что ее еще интересовало, это судьба Сергея. От Светы она знала, что он ушел от отца и живет у Степаныча на конезаводе, что он провалил выпускные экзамены и золотая медаль ему не светит.
Полина оставалась в этом городе лишь затем, чтобы убедиться, что Полянский-старший выполнит свое обещание. Потом она уедет куда-нибудь. Неважно куда...
Ее анабиоз нарушила Ядвига. Однажды вечером она появилась на пороге Полининой квартиры с элегантным чемоданом в руках и неизменной трубкой в зубах.
– Ну, здравствуй, Поля, – сказала будничным тоном, точно они не виделись всего пару дней...
...Они собрались на военный совет: Ядвига, тетя Тося и Света. Это была странная компания и странный совет. Света сидела на подоконнике с сигаретой в зубах и нервно болтала в воздухе босыми ногами. Тетя Тося в бигуди и с вязанием в руках пристроилась у кухонного стола, на котором Ядвига с задумчивым видом раскладывала карты таро.
– Ну и что там в военкомате? – спросила тетя Тося у Светы.
Та раздраженно пожала плечами:
– Ничего хорошего, если верить моему генералиссимусу.
– Неужто в армию заберут? – всплеснула руками тетя Тося. – А что ж этот кобелина, папашка евоный? Передумал, что ли, парнишке помогать?
– Папашка-то как раз не передумал. Это сынок передумал. Ему теперь, видите ли, мединститут не нужен. Ему вдруг в армию захотелось, долг Родине отдать. Патриот хренов! – Света сердито сплюнула за окно.
– А Поля знает? – спросила шепотом тетя Тося.
– Знает.
– И что?
– Молчит.
Полина вошла в кухню, прислонилась плечом к стене. Тетя Тося отложила вязание, посмотрела на нее со смесью жалости и упрека.
– Что ж ты, Поленька, так себя не бережешь? Зеленая вон стала, что жаба болотная.
– В ее положении такое часто случается, – сказала Ядвига, не отрываясь от пасьянса.
– В каком положении? – спросили хором Света и тетя Тося.
– Девочка, ты ведь беременна? – Ядвига посмотрела на прижавшуюся спиной к стене Полину.
Та молча кивнула.
– Мать честная! – ахнула тетя Тося.
– Ядвига, как вы узнали? – спросила Света.
Ядвига кивнула на разложенные карты:
– Так же, как я узнала, что девочка попала в беду. Вопрос сейчас не о том, – она вопросительно посмотрела на Полину. – Что ты собираешься делать с ребенком?
– Не знаю.
– А что тут знать?! – вмешалась тетя Тося. – Дите, оно Богом данное! Рожать тебе надо, Поля, и все тут!
– Единственное, о чем я жалею, – сказала Ядвига, раскуривая трубку, – это о том, что у меня нет детей.
– А ну гасите папиросы! Обе! – опомнилась тетя Тося. – Ей теперь вредно дымом дышать.
Ядвига улыбнулась, отложила трубку в сторону.
– А вот меня больше волнует, кто отец этого ребенка? – Света выбросила в окно недокуренную сигарету, вопросительно посмотрела на Полину. – Ты знаешь, от кого беременна: от отца или от сына?
