покрывало на незавершенную статую. Заметила ли, угадала в каменных чертах роковое сходство?
— Конечно, Ната, проходи! И спасибо за чай, а я ведь и в самом деле сильно проголодался.
Она поставила поднос на ящик для инструментов, обвела растерянным взглядом насторожившихся муз, поежилась.
— Холодно у тебя здесь, Савва.
Холодно? Да как же холодно, если с него пот градом?! Это из-за работы. Во время работы он не обращает внимания на мелкие житейские неудобства, в мире существует только он, его оживающее творение и предвосхищение любви. Остальные в эти мгновения лишние. Даже Ната, особенно Ната...
— Ничего, я привык. — Савва стер со лба бисеринки пота, вымученно улыбнулся. — Ты иди, Ната, я скоро закончу.
Уже взявшись за дверную ручку, она обернулась, сказала с мрачной сосредоточенностью:
— Ты гениальный скульптор, Савва. Они как живые...
— Спасибо. — Ему были неожиданно приятны эти слова. Может потому, что Ната никогда не лгала и не льстила? Может, потому, что он и в самом деле
