сочетанием римских и германских порядков объясняется, очевидно, одновременное присутствие в готских законах, с одной стороны, следов марки, а с другой, признаков аграрного строя римской деревни[171].
Источники свидетельствуют о сосуществовании в готской Испании — притом в течение длительного периода — частной собственности римского типа и аллодиальной собственности, обычной для германцев, когда у них зарождались феодальные отношения. Формирование аллода у вестготов не определяло здесь начало феодализации в такой решающей мере, как во Франкском королевстве, ибо местное крупное землевладение и римская частная собственность в Испании в V–VII вв. сохранились в большей мере чем к северу от Пиренеев. Тем не менее появление аллода и эволюция общинного устройства варваров имели важнейшее значение для феодализационного процесса в этой стране. Вдобавок обе формы собственности — римская собственность на землю и германский аллод развивались здесь в тесном взаимодействии.
Для выяснения характера общины и собственности у вестготов в V–VII вв. существенно определить общественную роль родственных связей между лицами, {50} принадлежавшими в прошлом к одним и тем же родовым объединениям или более узким группам родичей. Важно выяснить, в какой мере индивидуальная семья, появляющаяся уже в V в.[172], вытеснила большую семью.
В юридических памятниках упоминаются различные категории родственников. Наиболее обширный круг — это те, кто вправе наследовать родичу, не оставившему завещания. Вестготская правда перечисляет семь степеней родства — от отца, матери, сына и дочери, занимающих первую ступень на родственной лестнице, до таких родственников по боковой линии, как праправнуки и праправнучки братьев и сестер, относящихся к седьмой ступени. Счет родства велся и по отцовской и по материнской линиям. В случае отсутствия близких родичей наследовали лица, принадлежавшие к следующей, более отдаленной степени родства[173]. Эта система наследования полностью совпадала с римской, нашедшей отражение и в Бревиарии Алариха[174]. Но имеются сведения и о признании таких родственных связей, которые присущи обычному праву готов. Так, Вестготская правда предоставляет право наследования незаконнорожденным детям (при отсутствии законных)[175]. Из готских законов далее видно, что существовал некий круг родственников, значительно более узкий, чем тот, который определялся готско-римской системой семи степеней родства. Он состоял из лиц, связанных в известной мере имущественными интересами, совместно решавших семейные дела (заключение брака, назначение опекунов, охрана чести женщин), осуществлявших кровную месть[176]. Такая родственная группировка не имеет четкого обозначения в источниках: обычно говорится просто о родственниках — parentes, parentela, parentalis propinquitas, prosapies. В этом круге выделяется еще более узкий, обозначаемый выражением «близкие родственники» — proximi parentes, или propinqui. Именно эти ближайшие родственники отбирают у невесты то, что жених вручил ей в качестве {51} приданого сверх установленной законом нормы[177]. Они же хранят приданое своей родственницы, полученное от жениха, если у нее нет родителей[178]. Такие родичи в первую очередь получают приданое жены кого-либо из своих родственников, которая умерла бездетной и не оставив завещания[179]. К ним переходит пятая часть имущества вдовы родственника, еще при жизни мужа нарушившей супружескую верность[180], имущество женщины, вступившей в связь с рабом (если у нее не было детей)[181].
О браке девушки и юноши, чьи родители умерли, договариваются их ближайшие родственники[182]. Они также должны следить за поведением девушки, у которой умер отец. Если она уличена в нарушении целомудрия, родичи карают ее смертью[183]. Лица этого круга выступают опекунами оставшихся сиротами детей своих родичей[184]. Во власть ближайших родственников отдают убийцу их родича[185], похитителя их детей[186], а также женщину, которая согласилась выйти замуж за мужчину, зная, что жива его первая жена[187]. Похититель девушки, которую родственникам удалось отбить, отдавался в рабство этим лицам[188].
Характерно, что в монастыри нередко вступали целые группы родичей с домочадцами и рабами[189]. {52}
Состав рассматриваемого круга родственников точно определить трудно не только потому, что имеется мало прямых указаний, но и потому, что он изменялся, все более суживаясь.
Упомянутые выше законы, определявшие порядок наследования по степеням родства, охватывали широкий круг лиц. Но действенность этих постановлений была невелика; те, кто принадлежали к более отдаленной степени родства, могли участвовать в наследовании лишь тогда, когда отсутствовали другие, более близкие, родичи[190].
Ограничения свободы завещания делались готским правом обычно в пользу детей и внуков, иногда — правнуков домохозяина[191]. Прочие родственники могли вовсе игнорироваться завещателем. В законе Рекцесвинта прямо говорится: человек, не оставивший детей, внуков или правнуков, может свободно распоряжаться своим имуществом и никто из близких родственников по восходящей или боковой линии не вправе ему препятствовать в этом [192].
Оговорка, согласно которой никакие родственники, за исключением перечисленных, не могут претендовать на наследство, если составляется завещание, косвенно раскрывает внутренний смысл этого закона: он состоял в устранении притязаний близких родственников на имущество их родича. Вполне вероятно, что обычное право тогда еще признавало такие притязания.
На приданое, полученное женой от мужа, после ее смерти могли претендовать лишь ее дети, в некоторых случаях также внуки и муж[193].
В то же время, когда речь идет об участии родственников в заключении брака, в назначении опеки над {53} малолетними родичами, в охране чести девушки, на первый план, помимо родителей, выступают ее братья, дядья по отцу и их сыновья[194].
Таким образом, в VI–VII вв. наиболее прочные связи сохранились среди родственников, принадлежавших к трем поколениям, что соответствует традициям большой семьи[195].
О наличии ее остатков у вестготов в этот период свидетельствуют и некоторые данные, относящиеся к хозяйственной жизни. В законах VI–VII вв. упоминаются семьи, состоящие из трех и более поколений и совместно ведущие хозяйство. В Кодексе Леовигильда разбирается случай, когда некие лица, взявшие по договору у собственника земли какой-либо участок, самовольно расширяют запашку в связи с тем, что у них (там, где они живут) подросли дети и внуки[196]. В законах Хиндасвинта рассматривается порядок наследования имущества женщиной, муж которой, уже имея семью, продолжал жить вместе с отцом, не получив от него полагающуюся ему свою долю семейного имущества ни полностью, ни частично[197]. Отец и мать, раздающие свое имущество посторонним лицам, лишают детей того, что, по выражению другого закона Хиндасвинта, является продуктом их собственного труда, «присоединенного к труду родителей»[198].
Но постепенно большая семья уступает место {54} индивидуальной: она налицо у вестготов уже в V в. (хотя на практике может быть и не утвердилась еще настолько, насколько можно судить об этом по официальному романизированному праву). В VI–VII вв. индивидуальная семья упрочивается. Кодекс Эйриха тщательно ограждал права детей на имущество их умершей матери от возможных посягательств отца. Последний мог пользоваться этим имуществом до тех пор, пока не приводил в свой дом мачеху, но не имел права отчуждать что-либо из материнского наследства детей. Если сын женился или дочь выходила замуж, отец обязан был выделить им их долю этого наследства, оставив себе в пользование его третью часть. Если же сын или дочь достигали двадцатилетнего возраста (не вступив еще в брак), они получали от отца половину всего причитающегося им от матери. В случае его вторичной женитьбы нужно было немедленно отдать детям все имущество их матери. Предполагалось, что в дальнейшем дети не будут жить в одном доме с отцом и мачехой[199].
