Ангел-истребитель

Темный силуэт опять сделал шаг; на этот раз из тьмы появился человек, которого Джек не убивал. Из тьмы вышел сам Джек.

— Группа не станет культурой, — сказал он, — пока у нее не появится собственное искусство…

Джек вернулся в фургон два часа спустя.

Он закрыл за собой дверь и уселся напротив Марка. Лицо мальчишки покрывали комариные укусы, несколько насекомых продолжали трапезу.

Джек долго смотрел на юношу, прежде чем заговорил.

— Ты понимаешь, кто ты? — спросил он наконец. — Ты продукт породившей тебя культуры. Для тебя насилие и развлечение — одно и то же. Так?

— Да, так. Ты прав. — Казалось, Марку не терпится согласиться.

— Ты дал легкий ответ. По опыту знаю, что легкие ответы, как правило, ничего не стоят, — Джек напряженно подался вперед. — Миллионы других людей видят все то же, что и ты, но они не берут нож и наручники на свидание с девушкой по вызову.

— Я… на самом деле я не собирался этого делать.

Взяв со стола бутылку с водой, Джек сделал большой глоток.

— Может, и не собирался. Это не важно. Важно другое: у тебя был выбор… Так что давай забудем все эти россказни про бесчувственного робота, запрограммированного романами ужасов и фильмами про садистов. Если ты принадлежишь к субкультуре, это еще не делает тебя ее рабом.

Поставив на стол бутылку, Джек взял в руки нож для картона. Ощупал лезвие.

— Я что хочу сказать, — тихо произнес Джек. — Когда человек вливается в субкультуру, он как бы ставит подпись под неписаным контрактом. Этот договор обязывает его повиноваться правилам субкультуры не только наслаждаться ее плодами, но и терпеть наказания. И порой субкультура требует человеческих жертв…

Марк вздрогнул.

На исходе восьмого часа Джек был уверен в двух вещах: первое, Марк попросту недостаточно силен, чтобы лгать ему.

Второе, Марк никого не убивал.

Паренек был притворщиком, он излазил всю Сеть в поисках нацистского порно и сайтов, посвященных кровавым инцидентам. Он проявлял нездоровый интерес к маньякам-убийцам и, вполне возможно, мог стать одним из них… повзрослев. Если Марк и собирался воспользоваться ножом, который Джек обнаружил в его чемодане, это стало бы первым убийством Рыжего Эда.

И Джек пытал его.

Видеозапись была настоящей, Джек не сомневался. Но сделал ее не Марк… а Злобный Джордж. Настоящий серийный убийца, который, очевидно, был достаточно умен, чтобы отправить вперед себя подростка. Если Марка приняли бы в Стаю, тогда вскоре Злобный Джордж также представил свою кандидатуру… и теперь Джеку приходилось все начинать сначала.

Вот только… он не знал, что ему делать с Марком.

Если Джек его отпустит, тот может отправиться в полицию. Он видел лицо Джека, знал о «Волчьих угодьях», мог предупредить Злобного Джорджа.

Джек не имел права этого допустить.

— Марк.

— Что? Что? Я рассказал уже все, что знал…

— Не совсем. Скажи мне почему. Скажи, как ты мог погрязнуть в чем-то подобном.

Марк испустил слабый смешок.

— Не знаю. Просто… это ни на что не похоже, знаешь? Это что-то настоящее. Ну, вроде бы все хотят убивать, но никто не осмеливается.

— За исключением Стаи. Они были настоящими… и тебе захотелось присоединиться к ним.

— Уже нет. Больше не хочу…

— Помнишь, что я говорил о субкультурах? Стая начала превращаться в одну из них — в культуру серийных убийц. Интернет — идеальный инкубатор; он похож на этакий тропический лес, очень концептуальный. У них были общие интересы, собственный язык: «трофеи», «овечки», «пункты приема трупов»… У них было место, где они собирались, чтобы поделиться новостями. У них даже было искусство — фотографии, видеоролики, звуковые файлы.

— Было?

— Да. Было. Сегодня от них остался… лишь я один. Видишь ли, в тропических джунглях часто выводятся новые виды хищников, способных отлично маскироваться под окружающую среду. Ты слыхал о белом богомоле, который похож на цветок орхидеи?

— Нет. Нет, не слыхал.

— Теперь, поговорив с тобой, я понял, какую роль играют «Волчьи угодья». Я собирался попросту прикрыть их… но, если я это сделаю, обязательно появятся новые. И они будут привлекать таких же, как ты.

— Но… но я же никого не убивал…

— Я знаю, — сказал Джек. — Но убил бы, если бы влился в Стаю. А с помощью остальных убивал бы снова и снова, направо и налево. Вот почему я не стану закрывать «Угодья». Вот почему я не вправе опустить руки. Я должен контролировать происходящее.

— Я… я тебя понимаю.

— Правда? Марк, я хочу, чтобы ты хорошенько понял одну вещь. Это вовсе не предлог, которым я пользуюсь, чтобы убивать людей. Я делаю это, чтобы предотвращать убийства и чтобы нести успокоение семьям убитых.

— Значит, ты… Ты не хочешь убивать меня?

— Нет, не хочу. Убийство — это максимальный контроль, максимальная власть… но с властью надо быть осторожным, она может сыграть с тобой странную шутку…

Джек поднялся на ноги.

— Настоящая власть, Марк, заключается не в том, чтобы управлять жизнью других. Она в управлении собственной жизнью. Надо совершенно четко представлять себе последствия своих действий.

Джек зашел за спину юноше. Положил на его плечо ладонь.

— Я смогу, клянусь, я всегда буду…

— Перед каждым из нас встает выбор. Сделав его, мы должны будем жить дальше. И порой… порой сделать этот выбор не так-то просто.

— Я могу, я сделаю правильный…

— Я говорю не о тебе, Марк. Я говорю о выборе, который стоит передо мной.

Потянувшись вперед, Джек распорол ему горло.

Он вполне мог стать убийцей.

— Конечно, — прошептал Джек. — А мог и перерасти эту возрастную болезнь. Найти другой способ выпускать пар.

Как это сделал ты?

— Я не мечтал стать убийцей. Я хотел быть художником.

Кажется, ты совсем неплохо сочетаешь эти порывы, верно? Взгляни-ка на узор, который образовали эти капли крови. Ты же глаз от них оторвать не можешь. Немного похоже на льва в прыжке. Или, если немного подработать…

— Я был вынужден сделать это. Вынужден.

По-твоему, у тебя больше нет выбора? Если это правда, тогда ты уже не человек, а машина. Машина для убийства.

— Нет. Я все еще человек. Да, человек.