— Меня зовут Никки, — сказала она — А сам-то ты кто такой?
Лицо мужчины, и без того уже бледное, потеряло всякий оттенок при звуках ее имени.
— О нет, — выдавил он. — Извини, он заставил меня рассказать, я… он отрезал мне пальцы!
Мужчина заплакал.
Никки опустила взгляд на его забинтованную руку. На какой-то миг ей показалось, что мужчина говорил о Джеке… но тут же сообразила, кто, скорее всего, этот «он».
— Черт! — тихо выругалась Никки. — Давай, парень, соберись. Как тебя зовут?
— Чарли. Чарли Холлоуэй…
Чарли и Никки были единственными во всем свете людьми, за судьбу которых Джек волновался. Он отправил наспех написанное электронное сообщение Никки, затем попытался дозвониться до Чарли. Попав на автоответчик, повесил трубку.
Он оплатил еще неделю аренды и первым же рейсом вылетел в Ванкувер; ноутбук Джек прихватил с собой, а оборудование «Волчьих угодий» оставил в мотеле. Еще несколько раз пытался звонить Чарли, из аэропорта и уже в самолете, но никто не брал трубку.
Из аэропорта он на такси доехал до галереи Чарли. Здание было заперто; в окнах темно. Он постучал — никто не вышел открыть.
Джек обошел галерею. Пожарная лестница в аллее опущена; оглянувшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, Джек забрался по ней наверх. Толкнул окно на втором этаже — похоже, намертво закрашено.
Не время миндальничать. Джек высадил стекло локтем.
Сигнализация не сработала; по крайней мере, он не услышал сирены. Ботинком столкнул внутрь застрявшие в раме осколки и сам последовал за ними. И оказался в коридоре: по обе стороны — двери, а на торцевой табличка: «Кабинет». Джек направился к ней.
Дверь была не на запоре. Внутри он увидел стол, заваленный бумагами и стопками журналов. У стены — пара кресел с плюшевой обивкой. Три шкафчика картотеки, один на другом, и отдельный стол с компьютером.
На клавиатуре — размашистая дуга крови, словно кто-то, у кого текла кровь из носа, резко мотнул головой.
Джек опоздал.
— Послушай, Чарли, — произнесла Никки. Она старалась говорить потише, но с напором. — Если мы с тобой хотим выбраться отсюда живыми, надо сохранять спокойствие. Хладнокровие. Ты меня понял?
— Да. Да, — сказал Чарли. — Он… он сумасшедший. Это он убил семью Джека.
— Я знаю, — угрюмо подтвердила Никки. — Он называет себя Патроном. Мы с тобой — следующие в его списке, и ничего хорошего нас не ждет. Твои веревки сильно натянуты?
— Э… довольно сильно.
— Ну, тогда постарайся их ослабить. Может, и получится. Не узнаешь, пока не попробуешь. Я займусь тем же.
— Хорошо. А как… как он поймал тебя?
— Усыпил. Я глотнула пивка из собственного холодильника… последнее, что помню. — Никки натянула веревки, жалея, что была без сознания, когда ее привязывали: она могла бы напрячь мускулы, обеспечила бы небольшую слабину. — А тебя?
— То… что случилось, кажется безумием. Сам еще до конца не поверил. Я работал в своем кабинете, когда он внезапно оказался рядом. Я не слышал, как он вошел, ничего подобного, он словно материализовался из воздуха. На нем был черный капюшон, лица не видно. Он вытянул ко мне руки, и тут… я не мог шевельнуться.
— Что-то новенькое, — протянула Никки.
— Он привязал меня к стулу, вытащил садовый секатор… — Голос Чарли дрогнул. Помолчав, он зашептал снова: — И когда он говорил, голос казался искаженным. Нечеловеческим.
— Модулятор, — определила Никки. — Боится, что ты узнаешь его голос. Может, это кто-то из твоих знакомых… или нет. Наверное, просто осторожничает.
— Он спрашивал о тебе. И о Джеке. Я почти ничего не знал… но я рассказал ему. Рассказал все, что знаю. Извини. — Слова Чарли были едва слышны.
— Ладно, проехали, — сказала Никки. — Все ломаются рано или поздно. Что там с веревками?
— Мне… Кажется, я могу сдвинуть узлы вдоль рамы.
— Отлично. Постарайся найти острый край, угол, все, обо что их можно перетереть.
— Тут что-то торчит… кажется, это винт или болт.
Самой Никки не повезло: к ней Патрон отнесся со всей тщательностью.
— Ну так постарайся перетереть веревку о болт, — сказала она. — Потребуется время, но ты не сдавайся. Дергай со всей силы.
— Да, конечно. О боже, как болит рука.
— Если ты не освободишь нас до возвращения Патрона, — фыркнула Никки, — то будешь вспоминать эту боль с ностальгией…
Джек рыскал по жилищу Чарли в поисках чего-то, в чем сам не был уверен… но инстинкт подсказывал, что что-то он упустил из внимания.
Здание служило Чарли не только галереей, но и домом; он жил в комнатах наверху. Джек бродил из одной комнаты в другую, выглядывая хоть что-нибудь, что подсказало бы, куда Патрон забрал их владельца. Наконец наткнувшись на то, что искал, он не поверил собственным глазам.
Одна из комнат служила спальней для гостей; Джек и сам когда-то ночевал здесь, после затянувшейся вечеринки по случаю открытия выставки. Когда Джек просунул в дверь голову, ему показалось сначала, что комната теперь используется как хранилище: каждый свободный сантиметр стен теперь занимали картины. Но затем он увидел, что в углу по-прежнему стоит кровать, а к ней добавились небольшой комод и гардероб.
Висевшая над кроватью картина изображала бесформенную кучу, прежде бывшую человеком. Над нею нависал хищно осклабившийся, острозубый Господь Бог.
— Сальваторе Ториньо, — прошептал Джек.
Репродукцию именно этой картины Патрон отправил через «Волчьи угодья» Поцелую Смерти, под маской которого скрывался Джек.
— Веревка поддается, — сказал Чарли. — Боже, у меня, наверное, получится.
— Продолжай тереть, — настаивала Никки.
— Она разлезается! Уже почти… готово! — Одним рывком Чарли высвободил руки. Усевшись на койке, он неловко завозился с путами на ногах.
— Да скорее же!
Спустя секунду Чарли уже стоял рядом. Его глаза выглядели тусклыми.
— Не стой столбом, развяжи меня! — прошипела Никки.
Чарли опустил на нее взгляд. Он не произнес ни слова.
Джек медленно окинул спальню глазами. Каждое полотно повествовало о смерти и отчаянии. Больше всего на картинах было искаженных от крика лиц и разодранной плоти. Комната была полна окон, распахнутых в преисподнюю.
Подойдя к гардеробу, Джек приоткрыл створку. Он уже знал, что найдет внутри.
Глянцевитая чернота латекса, намасленная кожа и хромированные цепи поблескивали на десятке аккуратно развешанных там нарядов. Очевидно, спальня больше не считалась запасной.
— Фальми, — выдохнул Джек.
Снаружи до него донеслись треск и хлопки фейерверков. Хэллоуин начался.
