городов, о которых она упомянула Ричарду.
Теперь Никки совершала свои пробежки по вечерам; биологические часы вернулись к естественному для нее ритму ночной жизни. Она уже не понимала, зачем было бегать по утрам; видимо, что-то связанное с новым поворотом в жизни, с изоляцией. Ей этого не хватало, она этим занималась, и делу конец. Баста. Пробежки на закате — когда дорожки парков заполнены гуляющими парочками, собачниками, другими бегунами — казались ей теперь вполне естественными.
Уже почти совсем темнело, когда Никки вернулась домой, вся в поту и запыхавшаяся. Отперев дверь квартиры, она сразу направилась к холодильнику и достала банку пива.
Первое, что она заметила, были сдвинутые бумаги на кухонном столе. Мелочь, конечно, но Джек научил Никки подмечать такие вот мелочи. Кто-то побывал у нее дома.
Замерев, она опустила банку с пивом и прислушалась.
Ничего.
Бегая, Никки всегда брала с собой тридцативосьмикалиберный в поясной кобуре. Сейчас она выхватила пистолет, сняла его с предохранителя и быстро, на цыпочках обошла все комнаты, одну за другой. Заглянула в шкафы, в уборную, под кровать. Никого.
Осматриваясь, Никки видела и другие приметы чужого пребывания в квартире: какие-то вещи не на своих местах или немного передвинуты. Вернувшись в гостиную, Никки проверила дверь и увидела царапины вокруг замка.
Нахмурившись, она подняла банку и сделала долгий глоток. Незваный гость ничего не забрал; даже отметины на замке, возможно, были старыми. Может, все это ей чудится?
Никки вновь осмотрелась, пытаясь определить причину визита. Закончив, отчасти утратила свою уверенность; похоже, ложная тревога. Вздохнула, уселась и допила пиво.
Определенно настало время уезжать, думала Никки. От этого города у меня уже едет крыша.
Она решила выпить еще банку, но когда поднялась на ноги, чтобы достать из холодильника пиво, накатил приступ головокружения, и Никки вновь осторожно уселась.
Ого! Может, лучше пожевать чего-нибудь…
Свою ошибку она осознала слишком поздно. Потянулась к телефону, но руки вдруг растянулись на миллион миль.
И все вокруг исчезло.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Давай, продолжай трепаться. Ты даже не представляешь себе, с кем имеешь дело. Ты не впечатляешь меня, Патрон. Ты такой же, как и все прочие, жалкий неудачник, который повторяет себе, что он особенный, потому что творит гнусности и никто не может его поймать. Неплохое определение для всех паразитов, не находишь? Воображаю, крысы, тараканы и червяки думают точно так же, барахтаясь в грязи: «Все это богатство — оно только для меня. Я особенный».
Ты фальшивка.
Ты даже не понимаешь, что такое настоящие муки. Несколько распотрошенных, парочка повешенных, перерезанные глотки… мило, но кончается за секунды. Ты хоть знаешь, что это такое — пытать кого-нибудь двенадцать часов кряду? Чтобы они гадили под себя от ужаса и боли? Чтобы взрослые мужики плакали, молили и упрашивали пощадить их на всем протяжении пытки?
Я знаю. И в этом я весьма, весьма преуспел.
Ты похваляешься тем, что создаешь художников? Это потому, что у тебя самого нет никакого таланта. Ты хвастаешь убийствами, потому что у тебя не хватит духу делать то, что делаю я. Невинные люди — легкая добыча; охотиться на них может любой. А я охочусь на хищников, и я всегда получаю то, что мне от них нужно.
Ты и пальцем не тронешь Никки. Я говорю тебе это, поскольку ты уже понял, что я тебя поймаю; ты практически признал это в своем последнем письме.
Ну, а закончу я очень простым обещанием: все, что ты сделаешь с ней, я проделаю с тобой.
Ответ не заставил себя ждать:
ПАТРОН: Хлесткие слова, Джек… зато от души, я сразу понял. И все же мне слышится в них какая-то отчаянная нотка, верно? У меня на руках все козыри. Другими словами, ты предложил расправиться с Никки быстро и безболезненно, пообещав мне ту же участь. Будем надеяться, ты сдержишь данное слово.
Жаль, конечно, но этому не суждено случиться. Смерть Никки будет долгой и мучительной. А хуже всего — она навсегда останется загадкой. Ты так никогда и не узнаешь, что же с нею произошло, Джек. Она просто исчезнет: очередная шлюха, проглоченная улицей. Ее тело никогда не найдут. Я никогда не выдам тайны… если ты не заставишь меня открыть ее.
Хотя есть и другой вариант. Он избавит Никки от страданий.
Ты мог бы убить ее сам.
Это единственный способ защитить ее, Джек. Ты не подозревал, что мне известно о ее существовании, но я знаю гораздо, гораздо больше. Я знаю, где Никки теперь… и то, что тебя нет с нею рядом.
Она не нужна тебе, Джек. Ты сам это понимаешь. Я убиваю тех, кто близок художникам, не для того, чтобы зажечь в них пламень вдохновения… Я убиваю, чтобы очистить их огнем. Труп заставляет сосредоточиться; живой человек отвлекает. Делай то, что должен. — Он хочет, чтобы я отчаялся, — бормотал Джек. — Запаниковал, потерял голову. Надо сохранить спокойствие. Быть собранным.
Нельзя привести Патрона к Никки. Если тот знает о ней, это еще не значит, что Патрону известно, где она сейчас. Впрочем, ему многое известно, это очевидно. Он знает о Джеке, знает о Никки…
Нужно найти ее. Только пока не ясно зачем.
— О нет, — прошептал Джек. Внезапно он понял.
Патрон отвлек его, упомянув Никки. Это правда, Патрон мечтает устранить всех, кто помогает Джеку оставаться человеком… но существует и более очевидная мишень.
— Запах фейерверков в октябре, — шептал Джек. — В Штатах пиротехнику запускают в июле… Ванкувер. Он в Ванкувере.
Здесь живет человек, о котором Патрон совершенно точно знает.
Чарли.
Никки приоткрыла глаза. Она не могла сообразить, где она и что с ней произошло, но подозревала, что ничего хорошего. Голова гудела, очертания предметов расплывались. Наркотики. Ее накачали какой-то дрянью.
Она лежит на койке. Запястья и лодыжки привязаны к раме. Наверху — трещины в штукатурке и пятна плесени, похожие на тест Роршаха. Никки повернула голову, и этого оказалось достаточно, чтобы слабость и головокружение вернулись. Ей удалось побороть их.
Небольшая комната, пустые деревянные стены, торчащие трубы. Кажется, здесь никто не живет. У стены напротив — еще одна койка с привязанным к ней человеком. Белый мужчина лет сорока, одетый в светлые брюки и голубую шелковую рубашку. Левая кисть замотана пропитанным кровью бинтом. Кожаные туфли от «Гуччи». Он не шевелился, но Никки слышала, как он дышит. Без сознания, наверное.
Голова понемногу прояснялась. Никки провела в уме быструю инвентаризацию: на ней нижнее белье. Руки-ноги на месте. Сережек нет, зато браслет с амулетами все еще на руке. Ноги босые.
Мужчина на второй койке шевельнулся, застонал.
— Эй, — прошептала Никки, — ты очнулся?
Мужчина попытался приподняться и обнаружил, что не может. Не без труда разлепил веки.
— Ч-что? — переспросил он.
— Говори тише, — шепотом посоветовала Никки. — Ты цел?
Мужчина повернул к ней голову. У него было круглое, мясистое лицо и нос картошкой, а на лице — испуг.
— Что… кто… кто ты? — прохрипел он.
