нужен священник, а не врач. Но, несмотря на столь суровый диагноз, сеньора Тереса вызывала его еще дважды и заставила-таки обработать места открытых переломов ребер и поставить шины на искалеченные руки сына садовника.
— Уверяю вас, это совершенно бессмысленно, — морщился сеньор Анхелио. — Вы просто впустую потратите ваши деньги.
Но сеньора Тереса оставалась непреклонной и две недели подряд каждый день, преодолевая нешуточное сопротивление отца и врача, словно искупая семейный грех, приходила в домик садовника и делала все, что могла: протирала безжизненное тело мальчика губкой, вливала ему в рот бульон и красное вино и молилась.
Иногда к больному приходил падре Франсиско, и тогда они молились с сеньорой вдвоем, но особой надежды на то, что мальчишка выживет, не было и у падре. Так что, когда Себастьян открыл глаза, сеньора Тереса восприняла это как самое настоящее чудо.
Она тут же побежала в храм известить падре Франсиско, а когда, спустя час или около того, вернулась вместе с ним, то в кровати никого не обнаружила.
— Господи! — вырвалось у обоих.
Они выбежали в сад, отыскали недавно отпущенного из тюрьмы отца мальчишки, но тот лишь пожал плечами.
— Я его не видел.
Сеньора Тереса и падре Франсиско подняли на ноги всю прислугу и заставили обыскать весь огромный сад семьи Эсперанса, и вскоре мальчишку нашли. Он стоял на коленях в самом центре огромной, практически пустой клумбы и торчащими из шин непослушными пальцами собирал в ржавое жестяное ведро маленьких желтых гусениц, пожирающих молодые листья на уцелевших стеблях.
Хуанита и Кармен тут же подхватили мальчишку, оттащили его обратно в кровать, а потом все вместе — и падре Франсиско, и сеньора Тереса, и собравшиеся конюхи с кухарками — произнесли хвалу господу. Но с этого дня удержать Себастьяна в постели стало невозможно. Едва сеньора Тереса отлучалась, он спускался на пол и, опираясь на скамеечку или ведро закованными в шины руками, уползал в засыпающий, уходящий в зиму сад — работать, и никакие уговоры остановить это безумие не могли. И только спустя два дня сеньора Тереса признала, что его лучше всего оставить в покое.
Себастьян видел всю суету вокруг себя, но сейчас его это почти не интересовало. Все это время он остро чувствовал, что ходит по самому краю пропасти, отделяющей жизнь от места, в котором пребывает сеньора Долорес. Каждую ночь он проваливался в странное состояние полубытия, когда даже сложно определить, спишь ты или бредишь, еще жив или уже умер. И только одно удерживало его по эту сторону границы — то важное, что показала ему старая сеньора.
Он бы не смог выразить это словами, даже если бы умел говорить; он просто чувствовал, что ничего еще не закончено, а ему предстоит долгий и непростой путь. Только поэтому он каждое утро заставлял себя вырваться из тягостного марева безвременья и через силу возвращался к жизни, брал ведерко и часами собирал гусениц или поливал молодые, слишком еще ранимые и вообще чудом уцелевшие розовые ростки в самом центре клумбы сеньоры Долорес. А вечером, стараясь не встречаться с отцом, забирался в сарай для инструмента и укладывался спать на стопке гнилых джутовых мешков.
Впрочем, отец более не трогал его, а сердобольные Кармен и Хуанита старались подкормить мальчика тем, что оставалось от господского стола, но он даже не решил, соглашаться ли еще немного пожить на этом свете или нет.
И лишь когда в самом центре
Последующие следственные действия Мигеля Санчеса были не вполне законны и влетели ему в изрядную копеечку. Минуя формальности, он заплатил нескольким батракам из соседних деревень и уже на третий день получил сообщение о том, что садовник продал в одной из деревень крупную партию винного спирта. А 8 мая 1931 года ему позвонили из Сарагосы и сообщили, что новый начальник криминальной полиции желает его видеть по делу Энрике Гонсалеса.
— Когда? — выдохнул Мигель.
— Лучше завтра, — доброжелательно посоветовал секретарь.
— Но ведь завтра суббота? А затем Пасха…
— О-о, господин лейтенант… — рассмеялся секретарь. — Сразу видно, что вы из провинции: у нас в Сарагосе уже и забыли, что такое отдых!
Мигель поблагодарил, повесил трубку на рычаг и откинулся в кресле. Фортуна снова повернулась к нему лицом, и он уже знал, как этим воспользоваться.
Мигель въехал в Сарагосу, как д'Артаньян в Париж, — на лошади, но в отличие от заносчивого француза он чувствовал себя на Голондрине полной деревенщиной. По дорогам, отчаянно сигналя, мчались роскошные автомобили, из окон свешивались красные и красно-черные флаги, а напротив управления полиции возбужденно орала толпа грязных, небритых парней с черными полотняными транспарантами в руках.
— Сатрапы! Фашисты!
Стоящие у парадного входа рослые капралы так невозмутимо смотрели прямо перед собой, что казалось, будто они видят все это каждый день.
Мигель сразу понял, что пробиться к парадному подъезду не сумеет. Решительно направил Голондрину в обход толпы, но к стременам тут же прилипли такие же возбужденные женщины. Они оглушительно что-то кричали, в чем-то яростно обвиняли, требовали для кого-то свободы и даже попытались стащить его с лошади, и когда еле отбившийся от революционных фурий Мигель подъехал к воротам управления, он чувствовал себя совершенно ошалевшим.
К нему тут же подбежал молоденький полицейский, взял кобылу под уздцы и молча указал на боковую дверь. Судя по тому, сколько народу протекало через нее, теперь все пользовались именно этим ходом.
Мигель предъявил удостоверение дежурному офицеру, поднялся на второй этаж и без всякой надежды застыл на пороге приемной начальника управления. Здесь было человек двадцать — женщины, мужчины, старики…
— Санчес! Ты, что ли?!
Мигель обернулся. К нему сквозь плотный людской поток пробивался Мартинес.
— Здравия желаю, господин капитан! — щелкнул каблуками лейтенант.
— Ты к шефу?
— Да…
— Тогда пошли. А то он сейчас в муниципалитет уезжает, потом не застать.
Мартинес ухватил его за рукав и уверенно потащил сквозь толпу жаждущих увидеться с новым начальником полиции.
— Давай-давай, главное, не смущайся!
Его подтащили к большому, крытому зеленым сукном столу, за которым сидел крупный седой мужчина с аккуратно, по моде подстриженными «щеточкой» усами.
Мартинес ткнул Мигеля в бок и прошипел в самое ухо:
— Ну! Чего ждешь?
— Лейтенант Санчес! — с отчаянием выпалил Мигель.
— Здравствуйте, товарищ, — встал и подал ему руку новый начальник полиции и вдруг прищурился. — Это же вы подняли вопрос об Энрике Гонсалесе?
— Так точно, господин майор!
— Оч-чень хорошо, — удовлетворенно улыбнулся начальник полиции. — Приятно видеть в полиции умных и справедливых людей, не боящихся левых идей…
— Извините, господин майор… — подался вперед Мигель. — Не понял…
— Совершенно же очевидно, что дело против группы Гонсалеса сфабриковано правыми, — со значением посмотрел ему прямо в глаза начальник полиции, — я так думаю, никакого похищения трупов на самом деле и не было…
«Черт! И этот — со своим интересом!» — мысленно чертыхнулся Мигель.
