— Практика по минералогии, кажется.
— А, Петруша камни принесет.
— Петруша?
— Это ассистент Воронова, — пояснила Света, — Петр Ильич Ларин. Практику ведет. Симпатяга! Правда, шибко умного любит из себя строить. Ну, да мы его раскусили: покричит, покричит и остынет. Ты ему только не перечь. А этот вон пижон, между прочим, в расписном галстучке, — его родной братец. Так что, в случае чего… Недаром Вика полтетради на записки извела. А в общем, практику я люблю. Сама увидишь…
Обстановка на практических занятиях была совсем иная. За несколько минут Петр Ильич рассказал о новых минералах, и все разбились на группы, взяв по лотку образцов. Теперь можно было делать что угодно: смотреть минералы, читать учебник, обсуждать последние факультетские новости, даже писать письма. В процесс «самостоятельной работы над каменным материалом» Петр Ильич не вмешивался.
Люся подсела к Светлане и, заглянув в лоток, выбрала там два блестящих кроваво-красных камня. «Прустит» и «пираргирит», — значилось на этикетках. «Так… Цвет ярко-красный… Еще бы! Спайность отчетливая… Это понятно. Блеск алмазный… А это что значит?»
— Света, как понимать алмазный блеск?
— Этого нельзя понять, — заявила Света. — Серьезно! Так Петруша и сказал прошлый раз: объяснить это словами невозможно. Ты вот знаешь, какой бывает соленый вкус? Знаешь! А сладкий? Тоже знаешь! А вот объясни, какая между ними разница? Не можешь? Так и тут. Просто привыкнуть надо. Он так и сказал: через два-три занятия привыкнете. Только я до сих пор не разбираю, где стеклянный, где алмазный. Попробуй, отличи! Верно, девочки? — обратилась она к сидящим рядом Наде и Любе, двум неразлучным подругам, которые, как заметила Люся, повсюду ходили за Светой, не отставая от нее ни на шаг. Те поспешно согласились.
— Но, вообще-то, все это ерунда! — снова заговорила Света. — Главное — формулы вызубрить и всякую там спайность и твердость. Эх, знать бы мне минералы, как Сашка. Ни о чем бы не надо было думать.
— Он знает?
— Еще бы! У него отец геолог. И сам где-то по Сибири года два с ним лазил. А минералов там навалом.
— Вот как! — Люся отыскала глазами Сашу. Он стоял у окна с Иваном и Костей Славиным. Они о чем-то ожесточенно спорили.
— А я вам говорю, что дело совсем не в этом! — доказывал Саша.
— Так давай спросим Петра Ильича, — предложил Иван.
— Давай.
— Петр Ильич, — обратился Костя, — скажите, почему все атомы в природе соединены друг с другом?
— То есть?
— Ну, почему вокруг нас — минералы, всякие предметы, вещи, а не отдельные атомы?
— Но это же элементарно! Атомы образуют ионы. А поскольку заряды у них разноименны, то, естественно…
— Это нам понятно, — сказал Иван. — А почему атомы образуют ионы?
— Как почему? Разве вы не знаете, что атомы металлов, например, могут терять часть своих электронов и превращаться, таким образом, в положительно заряженные катионы, а неметаллы, наоборот…
— Это мы тоже знаем. А почему они теряют электроны? — допытывался Иван.
— Да. Оставались бы себе нейтральными, со всеми своими электронами, — заметил Костя.
— Ну, такова уж природа атомов. Таковы их свойства, так сказать.
— Но должна же быть, все-таки, причина, — не отступал Саша.
— Гм… Причина! — Петр Ильич бросил карандаш на стол. — Причина, безусловно, существует, известная или еще не известная науке. Но мы с вами не физики, чтобы вникать в такие тонкости.
— Просто интересно…
— Интересного на свете много. Но нельзя объять необъятного, — улыбнулся Петр Ильич. — У нас и своих проблем больше чем достаточно. Давайте не отвлекаться. — Он снова уткнулся в рукопись.
Ребята вполголоса продолжали спорить между собой. Света рядом с Люсей бубнила под нос формулы. Так прошло с полчаса.
Но вот Светлана с шумом захлопнула учебник:
— Не могу больше. Скучища!
— Нет, почему же? — сказала Люся. — Вот смотри. Сначала мне казалось, что прустит не отличить от пираргирита. Оказывается, можно. Пираргирит темнее. Значительно темнее!
— А аргентит с халькозином?
— И аргентит от халькозина можно отличить. Видишь эти зеленые налеты? Вот здесь. И тут. И на этом образце. Только на халькозине…
Света махнула рукой:
— Все равно — муть! — Она зевнула. — Я где-то читала, что иностранный язык можно сейчас учить во сне. Вот бы минералогию так же! Верно, девочки?
Надя с Любой согласно кивнули. Света взглянула на часы:
— Ну, еще немного. Зато на математике… Вот где потеха будет!
— Почему потеха? — удивилась Люся.
— Увидишь…
Высшая математика… Люся еще в школе прониклась уважением к этой науке всех наук и сейчас, перед лекцией, думала лишь о том, как бы сесть поближе к доске.
В аудитории было еще пусто, и она положила сумочку в первом ряду. Но Света потянула ее за рукав:
— Зачем? Пойдем назад! Там свободно. И другим девчонкам займем.
— Как назад? Это же математика.
— Ну и что? Цоя ты не видела! — и, поймав недоуменный взгляд Люси, — ой, забыла! Конечно, ты его не видела. Вот и слушай меня. Пойдем назад! А здесь и посмеяться нельзя, и от смеха не удержишься.
Люся ничего не понимала:
— Нет, я все-таки сяду здесь.
— Как хочешь.
В первом ряду положили свои книги Саша, Иван и еще несколько ребят. Остальные с боем занимали задние столы.
Едва прозвенел звонок, Люся вынула из сумочки тетрадь и оглянулась на дверь. Там еще толпились ребята. Никто из них, казалось, и не собирался входить в аудиторию.
Так прошло две-три минуты. Неожиданно все хлынули на места. В распахнутую дверь как-то боком, сутулясь, вошел немолодой худощавый мужчина в больших роговых очках и с пузатым портфелем под мышкой. Волосы его были взлохмачены, пиджак и брюки сильно выпачканы мелом. Он быстро прошел к кафедре, бросил па стол портфель и громко, стараясь перекричать стоящий в аудитории шум, проговорил:
— Здравствуйте, товарисы!
— Здравствуйте, товарищ Цой, — ответил нестройный гул голосов.
После этого Цой подошел к доске и, не оборачиваясь к аудитории, как бы в раздумье произнес:
— На цем зе мы с вами остановилис?
И так как никто ему не ответил, он взлохматил всей пятерней и без того взлохмаченные волосы и решительно объявил:
— Возьмем эту вот теорему. — И руки его быстро замелькали по доске, выписывая буквы и цифры.
