Ближе к линии фронта Михаил заметил идущую немного ниже группу наших штурмовиков Ил-2. «Ага, вот кого сопровождать будем», — отметил он про себя.
Над передовой штурмовики снизились, из-под крыльев их вырвались длинные языки пламени, и на немецкие позиции обрушились реактивные снаряды.
Михаил в первый раз увидел применение этого оружия и потому был удивлен – даже поражен.
Снаряды рвались на вражеских позициях кучно, рядом. Казалось – вздыбилась сама земля. Мощь!
Штурмовики развернулись и начали бомбить.
Только теперь немцы очухались, пришли в себя и открыли зенитный огонь. Особенно активно стрелял «эрликон» с опушки леса, в полукилометре от передовой. Его и решил подавить Остапенко.
Позиция зенитчиков была отлично видна сверху.
Ведущий спикировал, Михаил – за ним. От самолета Ильи потянулись вниз пушечные трассы. Михаил тоже нажал на гашетки. Зенитка замолчала.
Остапенко, а за ним и Михаил сделали крутой вираж, набрали высоту. И очень вовремя, поскольку вдали появились «мессеры», вызванные пехотой по рации.
А штурмовики продолжали свою боевую работу, поливая пушечным огнем окопы и траншеи. И пока штурмовики «работали», подпускать к ним истребители врага было никак нельзя.
Четверка Яков бросилась навстречу немцам, а Остапенко с Михаилом остались со штурмовиками – на случай, если кто-то из немцев прорвется.
Со стороны бой истребителей был хорошо виден. Как хотелось Михаилу принять участие в бою, направить свой самолет туда, в самую гущу схватки. Но приказ нарушить нельзя, бросить ведущего – тем более. Михаил понимал, что такие же чувства испытывал Илья.
От места схватки истребителей вырвался один «мессер» и со снижением ринулся к штурмовикам. Но Остапенко был начеку, тут же перевел истребитель в пикирование. Михаил не отставал.
Самолеты быстро сближались под крутыми углами. Четыреста метров, триста!
Илья открыл огонь. К немцу потянулись огненные трассы. Рано, очень рано он это сделал – далеко. Но Михаил понял ведущего – Илья хотел отпугнуть немца. Ведь их задача – в первую очередь уберечь штурмовики, а не увеличивать личный счет сбитых самолетов.
Но немец попался упрямый, он так и пёр к штурмовикам. Достать его в пикировании было уже невозможно. Пара сделала переворот через крыло и стала догонять немца.
Стрелять пришлось сразу, издалека, потому как при пикировании наши Яки догнать «мессера» не могли.
Михаил чуть двинул педалью, уводя свой истребитель немного в сторону от самолета Ильи, и тоже открыл огонь. Трассы пролетали совсем рядом с фашистским истребителем – то чуть выше, то по сторонам. И немец не выдержал. Уходя от штурмовиков, он заложил крутой вираж, задрал нос в кабрировании и полез вверх. А-а! Ошибся немец! Мало того что при наборе высоты Як превосходил немецкий истребитель в скороподъемности, — предел высоты Яков изначально был выше метров на двести.
Яки задымили моторами на форсаже и быстро сблизились. Оба – Илья и Михаил – огонь открыли почти одновременно. Было видно, как по фюзеляжу «мессера» пробежали искорки от попадания пуль и снарядов.
Немец потерял скорость, свалился на крыло и стал беспорядочно падать. Смотреть, как он врежется в землю, времени не было.
Илья, набирая высоту, направил свой самолет к группе штурмовиков. Михаил следовал за ним, как привязанный.
Но штурмовики уже закончили обработку переднего края. Вытянувшись в колонну, они направились в наш тыл. Пара сопроводила их немного, но потом Илы отвернули к своему аэродрому, качнув на прощание крыльями. Звено Остапенко направилось к своему. Горючего оставалось на пятнадцать минут полета.
Только они приземлились, как на посадку зашли остальные истребители эскадрильи. Михаил со своей стоянки считал:
— Один, два, три… А где четвертый? Тимофей посмотрел на часы, покачал головой:
— У него уже нет топлива. Или сбили, или на вынужденную сел.
Хмурые лица пилотов севших истребителей подтвердили худшие опасения. — Кто?
— Галкин Пашка. Прямо в воздухе самолет взорвался. Еще одна потеря. Это был его четвертый вылет ведомым.
Глава 6
Михаил лежал на нарах в землянке. Уже второй день из-за обильного снегопада в полку были отменены боевые вылеты.
Рано в этом году зима пришла. Всего-то двадцатое ноября, а уж морозы почти зимние, декабрьские, да снег метет.
Музыку бы сейчас послушать, да какая музыка? Сводки Совинформбюро, которые передавали по радиорупору в здании столовой, день ото дня становились все трагичнее. Не далее как в полдень на Ростовском, Калининском, Волоколамском и Тульском направлениях продолжались ожесточенные бои с противником…
А больше по «тарелке» и послушать особенно нечего. Еще в начале войны население по Указу правительства под угрозой тюремного заключения сдало в милицию все радиоприемники. Нечего, мол, народу разлагаться, слушая чужие радиоголоса! У Михаила мелькнула шальная мысль: война войной, а послушать бы сейчас Битлов или Юрия Шевчука… даже от Леди Гаги он бы не отказался.
А по репродуктору выбор передач был небольшой: или звучали новости, или разливалась соловьем неповторимая Лидия Русланова. Да еще шла едва прикрытая политическая пропаганда. Да толку: допропагандировались большевики – немцы к Москве подошли.
Меж тем с тридцать седьмого по сорок первый год лучшая и наиболее опытная часть офицерского корпуса была репрессирована. Они гнили в сырой земле или сидели по многочисленным лагерям, в которых находились миллионы «политических» и урок.
Уголовники же не сидели – отсиживались по лагерям, избегая призыва в армию, куда рвались бывшие офицеры. Да только кто им оружие доверит? Враги народа! Не то что урки. Они ведь из своих, из пролетариев. Оступились просто, зато близки по духу.
Об этом Михаил знал, поскольку в девяностых уже были рассекречены многие архивные дела НКВД. Да и морально Михаил, как человек из будущего, чувствовал себя лучше других, наверняка зная, что ни Тулу, ни Москву врагу не сдадут и впереди еще будет победный май сорок пятого года. Сказать только обо всем этом никому, естественно, не мог.
Меж тем их полк продолжал нести потери. Почти после каждого боевого вылета – один-два сбитых пилота. Иногда летчики возвращались, если везло и удавалось выпрыгнуть с парашютом над своей территорией. Кому не везло, кто приземлялся на оккупированной территории – попадали в плен или пробирались к партизанам.
Это – в первые месяцы войны, когда немцы наступали по шоссе массированными танковыми клиньями. Не было сплошной линии передовой, и можно было хоть и с трудом, но выбраться к своим. Теперь же, встречая ожесточенное и нарастающее с каждым днем сопротивление Красной армии, немцы зарылись в землю, отрыли окопы и траншеи.
Утром установилась ясная, безветренная погода. Еще под утро, ожидая улучшения погоды, солдаты из батальона аэродромного обслуживания принялись расчищать от снега полосу. Часам к десяти утра, едва они успели закончить работу, почти тут же на полосу приземлились два истребителя МиГ-3. Один из них, едва дотянув до полосы, выключил двигатель. Второй сел нормально, свернул на рулежную дорожку.
Пилот отбросил фонарь кабины, расстегнул ремни, лямки парашюта и выбрался на крыло.
— Эй, парень, вы что, заблудились? — спросил кто-то из пилотов.
— «Худые» подловили. Мы соседи ваши, из сто двадцать четвертого авиаполка.
