А я теперь буду «шишкой», «начальством». Оля вызывала меня не по какому-нибудь пустяку. Я пришла — она говорит:
— Идем к секретарю.
Я струхнула:
— Зачем?
— Пошли, пошли. Там узнаешь.
И вот вам результат: со следующей недели я выхожу в райком комсомола на работу! В декретный отпуск идет технический секретарь; я буду её заменять. Что ж, это интересно и полезно. Лично я довольна.
Сто раз «ура!» В космосе — женщина! У меня на столе уже красуется её портрет — Валентина Терешкова.
У всех женщин праздник. Получше, чем день Восьмого марта.
Вчера была у Венедикта Петровича. Дядя Веня больной «ходячий»; мы сидели в скверике у больницы. Уже когда он со мной прощался, сказал:
— Ты бы черкнула Даниилу.
— Зачем?
Он долго и внимательно смотрел на меня блестящими выпуклыми глазами, потом сказал устало и горько:
— Ну, как знаешь…
С его разрешения я начала учиться печатать на машинке. Пока «давлю клопов», но надеюсь, что за педелю чему-нибудь научусь.
Папа получил от Павла Иннокентьевича письмо. Большое и весёлое. Нога у Даниила почти совсем зажила. Собирается на лето поступать на работу.
Теперь я знаю его адрес. Ну и что?
Вчера с Володей были в кино, потом ели в кафе мороженое. Я, должно быть, перехватила лишнего — что-то болит горло.
Вадим, оказывается, уехал — перевелся в Пермь. Жук!
Машинистка из меня, по-моему, получается. Конечно, надо тренироваться и тренироваться.
Вот я и начала работать. Конечно, не по-настоящему. Весь день мне помогала Клава, которую я буду заменять. Вводила в «курс дел». Милая остроносенькая девушка (ну, скажем, не совсем девушка — через два месяца станет мамой). Она знает и умеет всё на свете. Удивительная память: помнит, наверное, тысячи фамилий и телефонов.
Народ в райкоме хороший — простой и весёлый. Мне нравится второй секретарь — Николай Ястребов. Спокойный, уравновешенный и остроумный.
Все-таки повезло мне. Я рада. Оля щурится и улыбается.
Сегодня работала уже без Клавы. Ох, как мне её недоставало! Не работа, а сплошное горе. Как бы меня не вытурили.
Никакая я, оказывается, не работница. Ничего не знаю, с людьми разговаривать не умею, все валится из рук. Понадобилось напечатать две бумаженции, так в каждой я наляпала штук по пятнадцать опечаток. До чего было стыдно, когда Николай Петрович перепечатывал! Я ревела, а он меня утешал. Позор! Зачем я так легкомысленно согласилась? Думала: ну, технический секретарь, пустяки, конечно, справлюсь. Папа говорит: терпи, привыкай. Говорить-то легко. А мне стыдно людям в глаза смотреть. И главное — работа страдает. Все-таки райком!..
Сижу на работе. Все давно разошлись, только Николай Петрович и Оля философствуют о чем-то в соседней комнате. Я задержалась — перепечатывала списки командиров комсомольских патрулей. Вчера тоже пришлось почти весь вечер провести в райкоме.
Помаленьку начинаю привыкать. Все-таки хорошо, когда вокруг такие внимательные, всё понимающие люди. Теперь я готова в лепешку расшибиться, чтобы все было ладно. Но «расшибиться» — ведь этого мало…
Дневник я принесла сюда и держу в сейфе. Это, наверное, не полагается, но что ж тут страшного? У Клавы, например, в сейфе лежали губная помада и пудра.
…Ушли. Николай Петрович ругался, что я сижу, хотел прогнать, но я уговорила. Сказала, что дел осталось только на полчаса, не хочется оставлять на следующую неделю.
Сегодня в райкоме был Саша Петряев. Не у меня, конечно. Но я все-таки поймала его, расспросила.
Оказывается, он, Яша Шнейдер и ещё трое из наших «искателей» включены в отряд «Веселые голоса». Это райком организовал такую группу.
Что-то вроде того, о чем когда-то говорил мне папа.
Их восемнадцать человек. Идут по определенному маршруту, с палатками, с запасом провианта. Будут отдыхать и попутно проводить в селах, деревнях, ну полевых станах беседы и давать концерты.
— Придем в колхоз, день покосим, а вечером — даёшь музыку!
У них с собой портативный магнитофон и набор пленок с песнями, частушками и прочим эстрадным репертуаром.
Как это я проморгала? Интересная штука.
Таких отрядов из нашего района посылают пять. На три недели. Потом, наверное, пойдут другие.
Еще Саша сказал:
— Даниил о тебе спрашивает.
— Ну?
— Что «ну»? Дескать, как дела. Вот и все.
— Передавай привет, — сказала я равнодушно.
— Ладно.
Вот так, Даня. Привет — и всё. Опять хочется реветь.
Вчера были с Володей в парке. Купались, дурачились в комнате смеха. Очень глупая комната. И мне было совсем не весело. Смеялась я только для Володи. Впрочем, и он был весьма кислый.
Видели Светку с какими-то ребятами. Вот она весёлая. А что ей не веселиться?
— Ты какая-то… повзрослевшая, что ли, — сказал мне Володя.
— А как же! — сказала я. — Начальство!
— Так ты и не поедешь к нам на дачу?
Тут я сообразила, что он же должен быть на даче, а почему-то не уехал. И поняла: из-за меня. Но мне этого не надо. Ведь просто скучно было бы одной идти в парк, вот поэтому я позвонила ему вчера, позвала. У меня вдруг окончательно испортилось настроение.
