«подозреваемого» вскоре отпала (уже несколько лет ее поставляла одна и та же фирма, имеющая на внешнем рынке безупречную репутацию), а вот в сводках Геничека обнаружилась призрачная, но всё же зацепка. Перелопатив полтонны бумаги и обчихавшись архивной пылищей, я заметил, что в течение двух последних лет расходы на обогрев котла медленно, но неуклонно возрастали.
Вместе с энергетиком тщательно изучили всю комплектующую документацию на нагревательные элементы калорифера, однако, судя по записям объективного контроля, агрегат работал в пределах допустимых ограничений.
Голова шла кругом, ни одной здравой мысли не приходило, я пребывал, мягко говоря, в подавленном состоянии.
Столь же безрезультатно прошел и второй день, и третий. Пора было признавать поражение и возвращаться в удобный и уютный мир Лауфилда, но останавливал элементарный стыд. Речь шла уже не о каком-то мифическом вознаграждении — хотелось честно отработать хотя бы выпитое пиво и съеденные орешки.
На четвертый день моей стихийной командировки в цехе случилась очередная авария: лопнула предохранительная пружина защитного клапана, и кипящая жидкость ринулась вниз буйным потоком. Завыла сирена, засуетились перепуганные рабочие, в экстренном порядке покидая цех. Я же, наоборот, помчался к эпицентру события: хотелось собственными глазами взглянуть на джинна, которого никак не удавалось одолеть.
Открывшаяся взору картина впечатлила чрезвычайно. Груды едко дымящейся породы на полу, бестолково снующие вокруг них пожарные со шлангами, исходящий паром изувеченный клапан… Удручающее зрелище. Зато теперь я однозначно уверился, что ни кислота, ни система обогрева в столь буйном поведении реактора не повинны. Но тогда что же мешает нормальному режиму процесса?!
Ответ на свой вопрос я получил неожиданно — забежав в обеденный перерыв в столовую, дабы перехватить очередную порцию бодрящего кофе.
— Кипятка нет, — отрезала стоящая на раздаче дама, — кипятильник на профилактике.
— А зачем кипятильнику профилактика? — искренне изумился я.
— Накипь с него счищают, — снисходительно пояснила она. — А то греем его, греем, а он всё не кипит и не кипит…
На последних ее словах в голове у меня что-то щелкнуло: «Так ведь реактор — это тот же кипятильник, просто очень большой! Мы его греем, греем, а он месяц от месяца прогревается всё хуже и хуже… Может, на его днище тоже образовалась накипь? Нагрев ведь идет снизу! А когда накипь наконец прогревается, тепло, видимо, обрушивается на саму смесь не плавно, как положено, а слишком резко, и кислота попросту… вскипает!»
— Но ведь агитатор постоянно перемешивает реакционную смесь, — возразил Карл, с которым я поделился своей догадкой сразу по возвращении из столовой.
— Так ведь сливное-то отверстие находится сбоку! — я решительно не собирался сдавать позиций. — Согласен, на периферии агитатора смесь перемещается относительно активно. А в центре бака? Там-то она ведь наверняка еле бултыхается! А после слива часть реакционной смеси и вовсе остается в реакторе до новой загрузки… Вот, возможно, в результате химической реакции там и образуется какое-то нерастворимое соединение, которое постепенно и образует что-то вроде обычной накипи. Теплообмен со временем ухудшается, отсюда и перерасход электроэнергии…
Дотошное изучение инструкции к реактору полностью подтвердило мою догадку. И хотя на схеме, представляющей реактор в разрезе, лопасть агитатора едва не скребла по его дну, дополнительная проверка сборочных чертежей однозначно указала, что на самом деле от вращающихся лопастей до нижней точки дна реактора оставалось пространство в целых двадцать три сантиметра! Улика была весомой, и Карл вынужден был согласиться, что моя гипотеза имеет право на жизнь.
— Звоним Систенсу! — воскликнул он, разом похорошев.
Усатый Арчи примчался в цех быстрее ветра и приказал после слива очередной порции реактор больше не загружать, а промыть водой, остудить и через загрузочный люк спустить внутрь резервуара наблюдателя. Через три часа облаченного в защитный комбинезон инженера, оснащенного двумя мощными фонарями, осторожно опустили в слегка остывший мрак гигантского бака. Пробыл он там недолго, а по возвращении доложил, что на дне действительно обнаружил слой крупнозернистого, плотно слипшегося осадка. Прихватил и образец этого осадка.
С драгоценной чашечкой мы помчались в химическую лабораторию: не долбить же осадок отбойным молотком?! Нет, следовало отыскать реактив, способный его растворить!
На решение этой проблемы ушел и весь пятый день моего пребывания у Систенса, и половина шестого. Зато какова же была моя радость, когда на пробном прогоне очищенный реактор заработал как часы, сократив расход электричества почти вдвое!
Сдав спецодежду на склад, я уже готовился к отъезду, когда рядом вновь возник маленький человек Стен. Рассыпавшись в поздравлениях, он передал мне от владельца комбината просьбу посетить его имение.
Выйдя из дверей общежития, я потерял дар речи: вместо знакомой «тойоты» передо мной стоял двухцветный открытый кабриолет из гаража Лау. За рулем сидела… Найтли.
— Я знаю, я теперь точно знаю, как тебя зовут! — радостно воскликнула она, когда я на совершенно ватных ногах приблизился.
Стараниями Стена моя сумка уже лежала на заднем сиденье, а сам он, не переставая улыбаться, открывал мне дверь сверкающей лаком машины. Откуда-то вдруг появились Карл, Геничек, Душан, мальтиец с невыговариваемым именем и даже охранник, что в первый вечер отнесся ко мне не очень любезно. Все жали мне руку, все что-то наперебой говорили, а я… Я видел только улыбающееся лицо Найтли, и свет ее лучистых глаз был для меня сейчас дороже любых слов.
Наконец поток благодарственных дифирамбов иссяк, мотор взревел, и я сладостно откинулся на мягкие подушки сиденья, вновь почувствовав себя королем. Над головой свистел теплый ветер, рядом чему-то загадочно улыбалась самая восхитительная женщина в мире — что еще может желать в жизни мужчина?
— Бессовестный обманщик! — совсем по-домашнему затараторила вдруг Найтли. — Почему ты скрыл от меня свое настоящее имя? Сегодня утром я была на фольклорном базаре и случайно встретила там русских торговцев. Купила у них мать-ёшку, — с трудом выговорила она труднопроизносимое для нее слово, — и спросила, как правильно звучит русское имя Александр. Оказывается, тебя зовут Саня! — обожгла она меня взглядом. — Правда, удивительное совпадение? Я Найтли, а ты — Саня! Получается, что я — ночная девушка, а ты — солнечный мужчина!
— А, вот ты о чем! — облегченно рассмеялся я. — Извини, меня никто просто давно не называл так.
— Я буду помнить это имя, — тихо сказала девушка, будто давая себе некую клятву.
Систенс встретил нас на ступенях веранды и, по-приятельски расцеловавшись с Найтли, долго тряс мою руку.
— Хотел предложить ужин и беседу с сигарами, но понимаю, — многозначительный взгляд на девушку, — что теперь это будет некстати. Молодой барышне предлагаю угоститься мороженым, — взмах рукой в сторону сервированного сладостями столика, — а нам с вами, — разворот ко мне, — нужно переговорить наедине.
Кабинет Систенса находился на первом этаже. Хозяин пропустил меня вперед, и я оказался в удивительно уютной комнате с декоративным камином и массой старинных керамических фигурок на полках.
— Позвольте вас еще раз поздравить, Алекс, — торжественно произнес Арчи, — а заодно и… покаяться. Я ведь, признаться, поначалу сильно сомневался в успехе.
— Проблема и впрямь оказалась нерядовой, но без помощи ваших специалистов, — сделал я словесный реверанс в адрес сотрудников фабрики, — вряд ли мне удалось бы разрешить ее. Так что успех можно смело поделить на всех.
— Успех — да, — довольно осклабился Арчи, — но награду…
