потом драили Щербаков с Басюрой), но с боевого дежурства он нас снять был просто не в силах. И едва придя в себя от пережитого стресса, мы помчались обратно в лагерь. Нас встретил изрядно перетрухнувший Камо, которого едва не зашибло разбитым деревом. Во время боя, опасаясь самого худшего, он после первой же очереди барсом прыгнул в продуктовую яму и сидел там, пока наверху все не прекратилось.
Ругаясь самыми нецензурными грузинскими выражениями, он предстал перед нами перепачканный по пояс томатной пастой и полностью залитый маслом из опрокинутой банки. И лишь услышав от нас о том, что виновник его вселенского позора сбит и рухнул где-то за рекой, он несколько приободрился, перестал дрожать и возмущенно фыркать. Прежде чем приступить к работе, мы все вместе тщательно осмотрели лагерь. Потерь, в общем-то, весьма не много: окончательно испорченной оказалась лишь одна из антенн. Однако мы лишились большей части продуктов, и в который раз была сильно повреждена хозяйственная машина. Шальной снаряд напрочь вышиб у нее лобовое стекло и заодно проделал приличную дыру в спинке водительского сиденья. Но все это были, разумеется, мелочи. Сидеть на полуголодном пайке нам уже не впервой, а новую антенну мы изготовили и натянули за каких-то двадцать минут.
Ханой. (ТАСС)
«Сегодня бойцы ПВО Вьетнамской Народной Армии в провинции Хайфынг и городе Хайфоне сбили 3 американских самолета», — сообщает агентство ВИА. Таким образом, общее число сбитых самолетов достигло 2.792.
Стучит телетайп, докладывает мне о том, что два F-4C и тройка F-104 убыли из Тайбея. На авиабазу Камрань прибыл С-130 из Окинавы, а из Вьентьяна только что взлетел легкий заправщик. Война не утихает ни на минуту, она просто не может остановиться. Механически переключая тумблера и поворачивая ручки настройки, размышляю на самую что ни на есть животрепещущую тему: почему люди воюют друг с другом? Вот что, например, заставило двух пилотов с утреннего «Фантома» пытаться убить меня и моих товарищей? Ответ на поверхности, увы, не лежит, ответ запрятан глубже. Это понятно, что два боевых летчика не обычные новобранцы, они не один год осваивали науку убивать. День за днем их учили правильно взлетать и садиться, ловко уворачиваться от зенитных ракет и точно сбрасывать бомбы. И их правительство наверняка платило им приличные деньги за их нелегкую работу. И когда понадобилось продемонстрировать боевое мастерство, они получили боевой приказ, привычно уселись за штурвалы и полетели убивать… меня. Человеку, которому правительство ничего не платит за то, что я ежеминутно подвергаю свою жизнь смертельной опасности. Те три рубля и шестьдесят копеек, выдаваемые ежемесячно на покупку гуталина и бязи на подворотнички, вряд ли можно приравнять к справедливой оплате тяжкого ратного труда. Но ведь и я, будучи на полигоне, стремился как можно лучше освоить зенитку, будто знал, что навыки эти мне обязательно пригодятся. Выходит, и я, и мои противники тщательно готовились к предстоящей схватке, совершенно независимо от материальных стимулов. Но вот ведь какой удивительный парадокс: значит, нами руководило что-то еще, какие-то неизвестные нам силы. Ведь как и я, так и сбитые утром летчики были кем-то сведены для своей первой и последней встречи в крошечную точку на географической карте. Интересно было бы как-нибудь выяснить, что именно заставило встретиться в смертельной схватке абсолютно ничего общего ни имеющих между собой людей, да еще и в совершенно чужой и тем, и другим стране. Стране, безмерно и бесконечно далекой как от Москвы, так и от Вашингтона. Зачем? Почему мы здесь оказались? Да повстречайся мы с погибшими летчиками в нормальной жизни, на берегу, допустим, Черного моря, да разве стали бы мы стрелять друг в друга? Да ни за что! Да никогда! Так неужели же магия войны столь сильна и необорима, что заставляет ничего друг о друге не знающих людей безжалостно уничтожать друг друга? А если бы они знали хоть что-то друг про друга? Хотелось бы мне когда-нибудь выяснить, стали бы они стрелять в меня из пушек и пускать ракеты, если бы знали, что там, внизу, крутит рукоятку горизонтальной наводки их старый друг Александр? И стал бы я нажимать на спусковую педаль, если бы знал, что над моей головой летят мои закадычные друзья, Джон и Гарри?
Ответ на свой риторический вопрос я опять же не получаю, поскольку сильный пинок в бок заставляет меня очнуться от неуставных размышлений.
— Ты что, — гневно смотрит на меня Федор, — заснул, что ли? Смотри, у тебя второй аппарат засбоил!
Рассеяно киваю ему в ответ и торопливо поправляю ручку настройки на приемнике. Но мои запоздавшие действия положения не улучшают, поскольку оказывается, что на этой частоте подконтрольная станция уже не работает. Торопливо верчу барабан диапазонов, спешно проверяя дублирующие частоты. Ага, вот оно! Щелк, щелк, щелк. Замолкший было телетайп, словно спохватившись, начинает одну за другой выщелкивать телеграммы. Убытие, прибытие, опять убытие… Ручьи липкого, противного пота стекают по моей спине. Ага, вот он, ответ на твой вопрос рядовой, вот предельно ясное подтверждение. Эти непрерывно взлетающие самолеты явно везут не туристов на курорт и даже не тушенку для голодающих бойцов ОСНАЗа. Все они несут только бомбы и бочки с напалмом. И ни один из них почему- то не повернул назад, и ни один летчик не отказался от задания. Стало быть, власть войны сильнее любого самого сильного и подготовленного профессионала, не говоря уже о таких бесправных рекрутах, как все мы. И дьявольская логика войны не оставляет нам никакого разумного выхода, кроме одного из двух, либо убить своего врага, либо быть убитым самому!
Прибегает весь перемазавшийся в ружейном тавоте Щербаков.
— Саня, Федя, — заглядывает он в «кунг», — быстренько сворачивайте свою богадельню. Капитан приказал вам обоим срочно мыться, бриться и наводить красоту.
— В чем дело-то? — круглые по жизни глаза Преснухина становятся еще круглее.
— Наши вьетнамские братья, — машет рукой Анатолий, — какой-то праздник сегодня празднуют. То ли день рождения своего Хо Ши Мина, то ли какую-то годовщину своей партии, точно не знаю. Но кэп приказал вас звать срочно. Я тоже щас малость ополоснусь и заменю вас обоих.
Делать нечего, приказы в Советской Армии не обсуждают. Дождавшись, когда Анатолий отмоет руки от солярки, торопливо рассказываем, как управляться с телетайпами, и бежим к своей палатке.
— Вот стыдоба-то, — бормочет Федор, торопливо перебирая свое скудное хозяйство, — и одеться-то не во что прилично!
— Да не суетись ты, — успокаиваю я его. — Подумаешь, дело какое. Мы все-таки не на прием к английской королеве идем. Обычное дело. Посидим рядом с офицерами, похлопаем в ладоши. Может, даже что-нибудь съедобное перепадет.
Преснухин инстинктивно сглатывает голодную слюну:
— Это другое дело. А я вдруг подумал, что нас с тобой чествовать будут, за тот самолет.
— Да нет, — отмахиваюсь я, — этим здесь никого не удивишь. Просто мы с тобой одеты лучше других. У меня вот почти новый комбинезон, а ты у нас вообще аккуратист. Ведь у твоей гимнастерки даже рукава до сих пор целы!
Наскоро выбрившись и почистив сапоги пучками увядшей травы, отправляемся разыскивать капитана. Проходя мимо «радийной» машины, с любопытством заглядываем в кузов. Мокрый Щербаков прыгает среди стоек, словно большой павиан, и телетайпы вокруг него стучат явно в разнобой.
— Держись, мы скоро, — подбадривает его Федор. Он несколько шагов проходит молча, а потом добавляет уже только для меня: — Ничего, пусть побудет немного в нашей шкуре. Поймет, что это не клавиши у магнитофона нажимать.
— Почистились, мальчики? — встречает нас Воронин уже на батарее, неподалеку от крайней пушки. — Молодцы! Захватим сейчас Стулова и пойдем на ту сторону. И надо торопиться, поскольку скоро через мост эшелоны пойдут.
— А куда идем? — интересуюсь я.
— Через мост сейчас переправимся, — кивает капитан в сторону железнодорожных пролетов, — а там недалеко. Вьетнамские товарищи пригласили нас в полковой клуб. Там будет собрание, награждения отличившихся бойцов и небольшой банкет.
— Лучше бы он был большим, — мечтательно закатывает к небу глаза Преснухин. — Ох, я бы и попировал!
— Ладно тебе, — обрывает его Воронин, — надо вести себя скромнее. А то они могут подумать, что