Часть четвертая
«УБИЛ И ТАЩИ!»
«Народ Вьетнама победит!», «Мы с вами, вьетнамские братья!» — под такими лозунгами на московском автозаводе им. И.А. Лихачева состоялся митинг солидарности с борьбой южно-вьетнамских патриотов против американских империалистов и сайгонских марионеточных войск.
— Я Марти-22, я Марти-22, — с явственно ощутимой тревогой в голосе зовет кого-то пилот американского разведывательного самолета, — Бизон, отзовитесь наконец! Где вы все, черт бы вас подрал!
Пауза, атмосферные шорохи, хриплый гул, разряды далеких молний.
— Бизон (нецензурное выражение), подтвердите ваш выход в точку «Браво». Куда вас дьявол унес?
Я облегченно вздыхаю. Кажется, попал в самую точку, чудом разумеется, но попал. Ведь Marty-22 — это и есть тот самый RB-47, который вот уже несколько дней подряд кружит над южными провинциями Северного Вьетнама, надо полагать, в поисках нас самих, вернее, нашего передатчика. Это уже любопытно, это просто чертовски любопытно. В отличие от бесшабашных пилотов «Ориона», экипаж этого самолета держится на приличном расстоянии, и о его появлении над нашей провинцией мы узнали только вчера из сообщений вьетнамских постов ПВО.
Опостылевшая жара пронизывает меня буквально насквозь, словно разогретым паяльником. Сижу на табуретке в одних трусах и босиком, но все равно непереносимо жарко.
На голове моей хоть и с трудом, но уместились две пары наушников, и поэтому я могу слушать эфир сразу на двух частотах. Но потею я не только от раскаленного воздуха, о нет. Меня буквально распирает гордость и поднимает в собственных глазах сознание того, что именно мне и именно сейчас удалось зацепить противного американца сразу за две рабочие частоты. Не понимаете, в чем прелесть моего положения? А все ведь предельно просто. Контролируя голосовые переговоры пилота на ультракоротких волнах (чего мы были напрочь лишены в полку), я могу с помощью местных пеленгаторов запросто вычислить местоположение проклятого соглядатая, не прибегая к помощи дефицитных (и что греха таить, весьма уязвимых) радиолокаторов. И этот факт дает мне просто неслыханное преимущество над моим противником. Что может быть лучше для разведчика, чем следить за передвижениями врага совершенно незаметно, так, чтобы он даже и помыслить не мог о том, что сам является объектом охоты. Что может быть приятнее, одновременно с передвижением воздушного противника читать его доклады о прохождении контрольных точек, которые он посылает на коротких волнах по телетайпу, совершенно не предполагая, что местоположения этих засекреченных точек кем-то вычисляются буквально через минуту после отправки им очередного доклада.
— Камо, — оторвав очередную полоску бумаги с телетайпа, кричу я в сторону распахнутой двери «кунга», — срочно запроси пеленги на голосовую частоту 168,2!
Что там делает наш «стукач», я со своего места не вижу, поскольку он с выносным телеграфным ключом сидит снаружи, под небольшим лиственным навесом. Но я и так знаю, что он лихорадочно отстукивает мой запрос на два работающих с нами в данную минуту пеленгаторных поста. Расположены они, надо заметить, довольно удачно. Один из них спрятался на крохотном островке в Тонкинском заливе. Другой же базируется в горной местности вблизи авиабазы у Шон Ла. Пока нет ответа, я, приподнявшись со своего пропревшего сиденья, контролирую два других радионаправления, слышимость которых в данный момент на Камчатке нулевая. Отрываю поступившие телеграммы и, не глядя, сую их в дыру, проделанную в стенке, отделяющей операторскую от кабины. В кабине сегодня за оперативного дежурного сидит Стулов и ведет разбор и первичный анализ полученных от меня и Щербакова разведданных.
— Владимир Владиславович, — кричу я в ту же самую дыру, — какого еще там «бизона» зовет наш RB?
Следует минутная пауза, во время которой я успеваю сдвинуть с правого уха «лопух» наушника и облокотиться на приникшего к своему приемнику Толика.
— Два Ф-105, — в ту же секунду доносится из дыры изможденный, а потому занудливый голос старшего лейтенанта, — это истребители сопровождения. Их позывные так и читаются: Бизон-11 и 12. Они, видать, где-то застряли, вот оставшиеся без охраны РБ-шники их и ищут.
— Ничего подобного, — вдруг включился в разговор обычно инертный Щербаков, на этот раз напряженно следящий за развитием событий. — Оба они никуда не пропали, они случайно столкнулись с нашими МИГами, патрулирующими западную часть провинции. Бой идет как раз над селением Ань-Донг. Так что, мне кажется, они вряд ли успеют на встречу со своим разведчиком. Ой, — тут же поднял он одну руку вверх, прижимая другой наушник к голове, — минутку! Бизон-12 сообщает, что получил повреждения… Дает сигнал тревоги… Сейчас переведу. Да, да! Мей дей, мей дей, кричит. Горит, собака! Ура! Получил, сволочь, по заслугам! Второй говорит ему, что уходит вниз… мол, не нравится ему такой разворот событий. Что, — радостно поворачивает он к нам, — получили америкашки по какашке…
В запальчивости Толик яростно стучит своим кулачищем по деревянной столешнице, и литровая банка с зеленым, слегка подсоленным чаем угрожающе сдвигается к опасной границе. Подхватываю ее за секунду до падения и перед тем, как поставить на место, делаю внушительный глоток. Усаживаюсь на свое место. В этот момент в дверной проем просовывается запаренный Камо и небрежно кидает на мой крохотный столик листок с данными работы пеленгаторов. Поднимаю к глазам его листочек и зачитываю вслух записанные на нем долготу и широту искомого места. Тщательно наношу координаты только что определенной точки «Браво» на карту Вьетнама, приколотую канцелярскими кнопками прямо к потолку. Надо сразу заметить, что мы за последнее время изрядно обюрократились. По всем стенкам развешаны самодельные карты различных вьетнамских провинций, расписания сеансов связи, пеленгаторные планшеты, списки позывных и колонки важнейших радиочастот. Все это, конечно, весьма полезная информация, но в этом бумажном море мы, совершенно точно, очень скоро утонем. После очередной дозы наикрепчайшего чая в голове моей несколько проясняется и в ней тут же поселяется некая смутная мысль по поводу временно оставшегося без прикрытия разведчика. Окончательно я ее додумываю лишь во время обеда, наскоро приготовленного буквально из ничего нашим вездесущим Камо. Впрочем, ему, дикарю, все легко дается. Дитя гор, к дикой жаре и примитивной пище приучен с самого детства.
Обед наш в самом разгаре. Весело обсуждают что-то Воронин с Басюрой, шепчутся на углу стола Преснухин со Щербаковым, один я сижу в задумчивости и сосредоточенном молчании. Мне не до шуток. Полуденные подначки меня сегодня совершенно не задевают и ничуть даже не тревожат. Меня неожиданно осенила идея, да еще какая! Вот я и сопоставляю факты, провожу анализ последних разведданных, думаю. Все делаю строго так, как учили меня школьные отцы-командиры.
«Ведь на борту каждого стратегического разведчика имеется как минимум один стандартный телеграфный аппарат RTTY», — всплывает, словно айсберг из пучины, основная, или, как бы мне поточнее выразиться, главная мысль. И если он там есть, то ведь можно его как-то и перехватить. Не сигнал, разумеется, а в натуре. Руками. Или хотя бы попытаться это сделать. Иначе как еще можно подобраться к безбрежному морю проносящейся вокруг нас (и мимо нас) недоступной информации. Растревоженное воображение, словно издеваясь надо мной, рисует радужные картины того, как мы снимаем с полуразвалившегося самолета, дымящегося на склоне невысокого холма, драгоценный телетайп, оборудованный устройством линейного шифрования. «Вот если бы это удалось провернуть, — прикрываю я глаза, будто утомленные послеобеденным зноем, — пусть хоть и в неисправном виде, пусть даже в испорченном… Нет такой машинки, которую не починил бы Широбоков…»
— Эй, Косарев, — прерывает мои сладкие грезы капитан, — сегодня ты дежурный по кухне. Не забыл?
Я механически киваю. Без особого, естественно, энтузиазма, но киваю. Не может же кто-то из нас в одиночку и беспрерывно обеспечивать наши хозяйственные нужды. Это только кажется, что у маленького
