Уолтер и Тристрам ночевали в копне сена, так как боялись, что в харчевню ночью могут пожаловать солдаты замка. Уолтер пробудился первым, сел, потянулся и посмотрел в ясное октябрьское небо. Тристрам сразу проснулся и потряс головой, как бы отгоняя от себя ненужные сны.
— Сегодня днем Нормандская женщина почувствует кислый вкус во рту, — усмехнулся Тристрам.
Воспоминание о победе развеселило юношей, и они принялись бороться в сене, словно парочка выросших школьников, перебрасываясь модными фразами студентов Оксфорда:
— Держись, ты, оксфордский идиот!
— А ты-то какой грамотный и старательный студент! Ну просто всезнайка!
— Что нам теперь делать? — спросил Тристрам, когда они угомонились. — Мне нужно убираться отсюда как можно быстрее. Уолтер, ты тоже можешь оказаться в опасности.
— Я иду в Булейр!
Тристрам пытался отговорить друга, но ничего не смог с ним поделать. Уолтер твердил: его туда позвали и он должен быть в замке, а потом будь что будет. Юноша полагал, что никто не подозревает о его участии в ночной вылазке. Друзья договорились встретиться позже днем. Уолтер тщательно умылся в ручье, почистил грязную одежду и отправился в замок. Оглянувшись назад, он увидел, как Тристрам поедал сорванный на ближайшем поле турнепс, сидя рядом со стогом сена.
Хорошо еще, что ему удалось так тщательно помыться и почиститься, потому что вскоре он услышал позади себя стук копыт. Юноша резко отскочил в сторону и приготовился при необходимости спрятаться в лесу.
Это была Ингейн. Девушка всегда вставала рано, чтобы понежиться в лучах ласкового солнышка. Уолтер видел, что с ее перчатки слетел прирученный сокол. Девушку сопровождал сквайр, он пытался позвать сокола обратно, не переставая свистеть и размахивать над головой приманкой — чучелом ястреба с алыми перьями. Удравшая птица кувыркалась и летала кругами по небу. Ингейн замедлила галоп и резко и чисто свистнула. У нее на шее был надет меховой воротник, а волосы поддерживала сетка из золотых ниток, чтобы их не разметал веселый ветер. У Уолтера от радости сердце чуть не выскочило из груди.
Сокол наконец решил вернуться. На лапках у птицы были привязаны крохотные серебряные колокольчики, они весело звенели, когда птица пристраивалась на перчатке Ингейн. Девушка надела ей на голову ярко-красный, вышитый золотой ниткой колпачок, к которому было прикреплено пышное перо. Колпачок этот стоил гораздо больше, чем простой человек мог заработать за несколько лет!
— Саладин! Ах, ветреный Саладин! — ласково приговаривала Ингейн. — Ты такая непослушная птица. Тебя не научили послушанию!
Тут девушка увидела Уолтера. Она натянула поводья и глядела на него дружелюбно, но насмешливо. Она всегда при встречах так смотрела на Уолтера.
— Уолтер из Герни, — сказала Ингейн, гордо откинув назад головку, — ты знаешь, что пересек границу нашего владения? Может, ты теперь занимаешься браконьерством, чтобы на столе у вас в Герни подавалось мясо?
— А вам известно, — начал отвечать ей юноша, ненавидя Девушку за то, что она смотрит на него сверху вниз и всегда с ним так снисходительна, но в то же время любя ее за прелестную фигурку и личико, — вам известно, что в прежние времена это все принадлежало Герни? Вы, норманны, были во Франции такими же браконьерами, вороватыми морскими волками и не имели собственной земли, а мои предки владели всем Тресслингом и Булейром?
— Твои предки? — Она гордо тряхнула головкой. — Ты, наверно, позабыл, что сам наполовину нормандец?!
— Нет, я этого никогда не забываю, — ответил юноша после неловкой паузы.
Девушка поняла, как он был обижен, и сразу изменилась. Она улыбнулась Уолтеру такой теплой улыбкой, что казалось, солнце стало сиять еще ярче. Он всегда терял голову от ее улыбки.
— Уолт, мне не следовало так разговаривать с тобой. Я всегда говорю резкости, а потом жалею об этом. Но мне придется сказать тебе еще одну неприятную вещь: я выхожу замуж, Уолтер, — грустно добавила Ингейн.
— Ниниан сообщил мне об этом.
Уолтер постоянно с ужасом ждал этого мгновения. Он не сомневался, что это неизбежно, но всегда надеялся на чудо: а вдруг ему повезет… И вот наконец последний удар. Она выходит замуж, а ему, незаконнорожденному сыну графа Лес-сфорда, любившему ее так сильно, теперь кажется, что никогда он не будет
— Ты не слышал, что я сказала?
— Слышал. За кого ты выходишь замуж?
Уолтеру было нелегко задать ей этот вопрос: ему чудилось, что, как только он узнает имя счастливого соперника, все вокруг переменится. Из-за этого ему не хотелось знать никаких деталей. Девушка колебалась.
— Это будет достойный брак. Все так думают. Мой дядя Рауф договорился обо всем с моим отцом перед смертью. Понимаешь, граф Лессфорда получил двести сорок семь поместий во времена покорения Англии, но не все земли остались в семействе. Наши первые земли в Тресслинге являются частью тех прежних земель.
Сначала он не придал значения ее словам. Он представлял себе дома саксов, пострадавших в то время. Нет ничего удивительного, что саксы испытывали ненависть к норманнам и она не проходила все эти годы!
— Этот брак поможет восстановить почти все владения Булейра, — продолжала Ингейн. — Это очень мудрое соглашение!
Уолтер наконец понял, в чем дело, и не сводил с девушки взгляда, не желая верить услышанному.
— Ты хочешь сказать, — наконец вымолвил он, — что выходишь замуж за Эдмонда?
— Почему бы и нет? Разве для меня это не лучшая партия? И мы с ним дальние родственники. А потом я стану графиней Лессфорда.
Уолтер не смел на нее взглянуть.
— Я всегда понимал, что это невозможно, но так сильно тебя желал, что все остальное казалось мне не важным. — Юноша пришел в ярость. — Ты знаешь, что, возвращаясь из крестового похода, мой отец потерпел кораблекрушение, и семейство его будущей жены заплатило за него выкуп. Только поэтому он и женился на этой женщине. Если бы судно не затонуло, я стал бы графом Лессфорда. — Юноша взглянул ей прямо в глаза. — И теперь из-за этого ты выходишь замуж за Эдмонда, а не за меня!
Уолтер подошел поближе и взялся за уздечку. Он никогда прежде к ней не приближался и сейчас чувствовал, что ее красота ослепляет его, как солнце в разгар дня.
— Ты говоришь о том, что могло бы случиться, — заметила Ингейн. Потом она улыбнулась, и ему следовало навеки запомнить эту улыбку. Ее глаза стали огромными, и их уголки поднимались к вискам. Казалось, они излучали тепло. Уголки губ тянулись вверх.
— Ингейн, подожди меня! — воскликнул юноша. — Я много занимаюсь, чтобы набраться знаний и заработать себе почетное место в мире. Когда-нибудь у меня будет земля, много земли. Я добьюсь для себя честного имени, и ты сможешь его носить с гордостью. Я тебе клянусь, что все так и будет! Подожди меня, хотя бы немного!
— Это разговоры мальчишки-школьника, — ответила Ингейн. Вдруг голос у нее стал нежным: — Прости, Уолтер, но тут ничего не поделаешь. Все уже решено, и мой отец не позволит откладывать свадьбу. Уолтер, ты мне всегда нравился и тебе об этом известно. Но я понимала, что у нас нет будущего.
— Ингейн, послушай меня. Я скоро вернусь, и, может, тогда твой отец даст нам свое согласие. Тебе еще рано выходить замуж. Погоди год или два, я прошу об этом.
Ингейн снова улыбнулась и протянула к нему руку в перчатке:
— Уолтер, подойди поближе.
Он повиновался, и она нагнулась к нему так, что их лица оказались совсем близко. Они крепко держались за руки.
— Ты такой высокий и красивый, — шепнула девушка, — и нравишься мне так сильно, что даже представить себе не можешь! Если бы… Если бы нам представилась возможность! — Ингейн вздохнула и
