перебивать никого, пока не будет закончено чтение завещания.
Уолтер не собирался покоряться:
— Мне нужно сказать еще кое-что. Я не собираюсь мириться с тем, что мой отец желает отдать меня на службу королю. Я — свободный человек, и мое будущее касается только меня, и больше никого.
— Граф желал оказать тебе честь, — заявил адвокат, — и позаботился о твоем будущем.
— Честь! — воскликнул Уолтер. — Для меня в этом нет никакой чести. Разве англичанин станет служить королю, который ясно дал понять, что не собирается действовать в соответствии с Великой Хартией?!
— Это измена! — возмутился Саймон Ботри. Все его поддержали.
— Нет, это не измена. — Уолтер больше не желал сдерживаться. — Если измена и есть, так со стороны тех, кто нарушил положения Великой Хартии. Хартия превыше желания любого короля!
— Тебя за это повесят! — хором закричали собравшиеся.
— Если меня захотят повесить, то придется долго меня искать!
Уолтер повернулся и выбежал из комнаты, захватив кубок и сапоги.
Глава 4. ЛОНДОН
На третью ночь после того, как они покинули окрестности Булейра, на них обрушился жуткий дождь и промочил их до нитки. Но все-таки после всех бед им улыбнулась судьба. Утром, когда мощные струи поливавшего их потока воды несколько ослабели, юношам удалось найти небольшое суденышко с рваными парусами и одним веслом, которое валялось на боку у реки. Было ясно, что его вынесли на берег, сорвав с ненадежной привязи, порывы ветра.
— Господь послал нам его на помощь, — торжественно заявил Трис. — Я сумею им управлять. Нам будет удобнее и безопаснее добираться до Лондона по воде, чем тащиться по краю дороги и каждый раз, завидев, что приближается всадник, прятаться в кустах.
У них не было с собой ни пенни, и они уже два дня тайком пробирались к Лондону. Юноши не сомневались, что в графстве разразился скандал. Резкие высказывания Уолтера на церемонии прочтения завещания могли навлечь на него страшную беду. К тому же Камус Хэрри рассказал им, что Тристрама считают зачинщиком нападения на замок. Они отправились в Лондон, считая, что там им будет легче скрыться. Друзья решили, что если возникнет необходимость, то они смогут найти в порту какой-либо корабль и покинуть страну.
Эти два дня дались им нелегко. Они ели яблоки и груши, украденные ночью из садов, тянувшихся вдоль дороги. Кроме того, они съели парочку полуприготовленных уток, подстреленных Тристрамом из лука. Одну ночь они проспали в стогу сена, но на вторую ночь ничего подходящего для ночлега не нашли и приютились под живой изгородью. Они были грязные и голодные. И настроение у них было хуже некуда.
Найденное суденышко привело их к другой находке. А это, в свою очередь, толкало друзей к великим приключениям. Три-страм неважно справился с управлением лодки, и волна окатила Уолтера с ног до головы. Он вычерпал все, что натекло, с днища и вылил воду из сапог. Ему не хотелось надевать мокрые сапоги, но ночной воздух был таким сырым и пронизывающим, что он мог простудиться, если бы остался босиком. Уолтер решил примерить завещанные ему отцом сапоги.
Они лежали в мешке вместе с кубком и были прикрыты старой одеждой. Уолтер их достал неохотно, потому что думал примерить сапоги в более подходящей обстановке.
Он надел один сапог и понял, что он ему точно по размеру. Но второй сапог никак не налезал на ногу. Уолтер почувствовал какой-то комок в мыске. Он вытащил этот комок, и оказалось, что это кусок пергамента, сложенный в несколько раз и тщательно обвязанный ниткой. Было слишком темно и поэтому невозможно разобрать, что там написано, но юноша был уверен, что на листке пергамента было для него послание. Что же там написано?
Уолтер позвал Тристрама и сказал ему о находке и своих соображениях по этому поводу.
— Может, это письмо твоего отца. — Тристрам был так занят борьбой с непослушной лодкой, что говорил отрывисто. — Уолтер, люди судачили… что он очень боялся жены… Может, он хочет извиниться за то, что так мало тебе оставил?
Как только небо немного посветлело, Уолтер вытащил пергамент из кармана. На записке значилось: «Моему сыну». Буквы были дрожащими, и их почти невозможно было разобрать. Внутри находилось краткое послание, написанное тем же нетвердым почерком. Граф не был большим грамотеем и очень редко писал письма, поэтому друзьям пришлось немало потрудиться, чтобы понять, что же он желал сказать сыну. Вот что им удалось прочесть:
«Эту записку, дорогой Уолтер, сразу отнеси Джозефу, который живет в Лондоне в доме с вывеской „Меритоттер“. Он мне прислуживал во время крестового похода, и служил хорошо и честно. После нашего возвращения я помог ему заняться… (чем занимался Джозеф, юноши не смогли разобрать), потому что он желал остепениться. Ему повезло в жизни. Мой честный и верный Джозеф единственный человек, которому я могу доверять. Он знает, что следует делать. Твой любящий отец
После оглашения завещания Уолтер находился в ужасном расположении духа. Тут была и уязвленная гордость, и уверенность, что весь мир враждебен к нему. Но сейчас, после того как он прочитал записку отца, настроение начало улучшаться.
— Трис, по-моему, ты прав, — сказал Уолтер дрожащим голосом. — Записка обещает нам лучшее будущее.
Трис тоже повеселел, он улыбнулся другу:
— Я думал о том, как мы будем жить в Лондоне, не имея ни единого пенни. Джозеф из «Меритоттера», наверно, нам поможет или хотя бы приютит и накормит нас.
— О нем хорошо отзываются, — заметил Уолтер и радостно добавил: — Трис, взгляни, как стремительно бегут облака.
99
Вскоре ветер очистит от туч все небо и быстро доставит нас в Лондон. Через час мы увидим солнце. До этого мне казалось, что солнце уже никогда не появится на небе, а сейчас на душе стало полегче.
Джозеф торговал зерном. Его дом был высоким и не новым и формой почему-то напоминал рождественскую елку. Спереди на доме было укреплено подъемное устройство, а шаткая скрипучая лестница снаружи позволяла взобраться наверх. Вывеска «Меритоттер» была недавно покрашена и выглядела весьма забавно.
Сам Джозеф был небольшого роста, и у него заметно выделялось круглое брюшко. Волосы были совершенно седыми, но на лице было совсем мало морщин.
Под густыми бровями весело поблескивали живые глазки.
Джозеф встретил друзей у входа.
— Я вас узнал по носу с горбинкой, — сказал он Уолтеру. — Если вы не сын моего хозяина, тогда я не Джозеф Моль.
— Меня зовут Уолтер из Герни.
— Ага, значит, это вы. — Бывший слуга отца начал пристально его рассматривать, вытирая пыльные руки о верхнее платье. — Юный сэр, я вас не ждал так быстро. Как поживает мой добрый хозяин граф Рауф из Булейра?
— Мой отец умер, — сообщил Уолтер.
Джозеф не сводил с него взгляда, как бы не желая верить услышанному.
— Умер! — воскликнул Джозеф. — Мой граф мертв! Юный сэр, мне это так больно слышать. В последний раз я получил от него весточку месяц назад. Он передал, что приедет в Лондон и повидается со мной. Когда он бывал в Лондоне, он меня всегда навещал. — Старик вытер слезы. — Мастер Уолтер, я был очень привязан к лорду Рауфу, и мне… не хочется верить в то, о чем вы мне рассказали.
— Он умер девять дней назад. — Уолтер поколебался, прежде чем продолжить. — Я собирался рассказать кое-что о том, как погиб отец. И я вам все расскажу, но только не здесь…
— Да, мастер Уолтер. Входите, входите. Меня так расстроили наши новости, что я ничего не соображаю.
Торговец провел их в комнату, занятую ларями с зерном. В ней так приятно пахло хлебом. Он пригласил гостей сесть на стулья, а сам прислонился к ларю. На лице у него застыло выражение грусти и жалости.
Джозеф не мог найти нужных слов и только качал головой.
