симпатичен. Но здесь его собеседник прав — слишком много уже знает тот, к которому его посылают. И он не профессионал. Как говорил незабвенный Мюллер, «очень сложно понять логику непрофессионала». Себя же Витек считал, несомненно, профи. И профи высокого класса. Поэтому он слегка потянулся, глянул искоса на своего партнера — тот, оказывается, тоже смотрел на Витька:
— Волына, как всегда, твоя. Есть у тебя чистая?
— Обижаешь! Всегда есть. — Витек хмыкнул. — За отдельные бабульки, разумеется. Какую будешь брать?
— Ладно, не обижу… торговец! Тэтэшку. А вот этот там оставишь. — Он протянул Витьку второй пистолет, завернутый в пакет. — Да не лапай так, пальцы сотрешь.
— Понял, — ухмыльнулся Витек. — Веселый розыгрыш?
— Вроде того. — Собеседник чуть брезгливо отдернул руку. — И давай все-таки без выкрутасов, Витя. Чтоб все чисто. Без всяких там душеспасительных бесед.
— Да ладно тебе грузить, понял. — Витек сплюнул на чистый плиточный пол веранды. — Солдат ребенка не обидит.
Она так ничего и не ела до самого вечера. И бесконечно прокручивала в голове свой план. Да, риск есть и, наверное, не самый минимальный. Но у нее нет выбора. Она выверяла план по часам, как когда-то по секундам рассчитывала свое выступление. Все должно сойтись. Нужно решиться и сделать это. Как будто атрофировалось что-то внутри, умерли все эмоции. Она с математической точностью снова и снова продумывала все детали. Она все взвешивала и взвешивала и, казалось, все никак не могла решить, но где-то глубоко внутри она уже знала, что решила. Даже не сегодня. Еще вчера. С одной стороны — жизнь Сергея, с другой — Димка. Если она умрет, а она была уверена, что очень скоро умрет, — то что будет с Димкой? Кому нужен чужой ребенок? Пожалеть, приютить на день, на два. А потом? Что будет потом? Воспитывать? Ведь это не неделю. Годы! На какие деньги? Все сейчас стоит денег. Садик. Школа. Образование. Да, конечно, есть Васька — добрая душа. Но у нее собственных доходов нет, а просить все время у Геры, Нет! Димка не будет жить в детдоме. И она, Нина, ни у кого больше не будет просить!
Приходила сестричка, та самая, молоденькая, разговорчивая, что заступила утром. Нина отдала ей ампулу и шприц, что купила в аптеке, и поинтересовалась:
— А колоть меня когда будете?
— Волнуетесь? — Сестричка сочувственно посмотрела на нее.
— Да так… — Нина неопределенно пожала плечами.
— Часиков в семь-восемь. Чтобы успели выспаться как следует.
— По-моему, я и потом успею выспаться. — Нина невесело усмехнулась,
— Сон очень полезен, — наставительно заметила молоденькая сестричка. Нина едва не фыркнула. Надо же! Сон, оказывается, очень полезен. Она и не знала. Впрочем, девочка очень миленькая. Наверное, сразу после медучилища.
— Так вы не забудете? — Нина сказала это уже в спину уходящей сестричке.
— Что вы! — Та обернулась и даже покраснела.
До шести Нина безвылазно сидела в палате. Потом вдруг подумала, что до сих пор не проверила, запирается или нет вечером вторая лестница, дверь на которую находится как раз перед ее палатой и которая ведет в коридор первого этажа. И вообще, это безумие, Все это происходит не с ней. Она сейчас ляжет спать, проснется завтра — и ничего этого не будет. Ни опухоли. Ни Лики. Ни Вероники Валерьевны. Может быть, и Сергея тоже не будет. Ничего не будет, Будут только она и Димка. Сейчас надо лечь спать и проснуться завтра. Прямо сейчас попросить сестричку вколоть это чертово лекарство. «Я сейчас подойду к ней и попрошу», — подумала Нина, выходя из палаты. Но повернула на лестницу.
Замок на двери присутствовал, но и только. Нина, взглянув, сразу поняла, что его никогда не запирают. Он был покрашен с торца вместе с дверью и, видимо, ни разу с тех пор не запирался. Иначе краска бы облупилась. Нина не спеша спустилась на первый этаж. Тут с замком та же картина. Очень хорошо. Так. Еще двадцать шагов по коридору — и дверь санпропускника. Он, похоже, тоже запирается только на ночь, то есть тогда, когда сестры и дежурные врачи поужинают, покурят, поболтают и отправятся спать. Это происходит, судя по вчерашним звукам, часов в одинна-дцать-двенадцать. Даже позже. Она должна успеть. С колотящимся сердцем Нина снова поднялась к себе в палату. Как хорошо, что она здесь одна. Как плохо, что она здесь одна. Впрочем, у нее действительно не осталось выбора.
— Вот, Нина Анатольевна. — Сестричка вошла в палату к Нине с медицинским эмалированным лотком в руках. — Все как положено. А вы боялись, что я забуду! — Она поставила свой лоток на тумбочку.
Нина смотрела, как сестричка набрала лекарство в шприц, бросила в лоток пустую ампулу и намочила ватку в спирте.
— Одну секундочку. — Нина встала с кровати и улыбнулась сестричке. — Вас как зовут?
— Ира, — сестричка в ответ тоже улыбнулась Нине.
— Ирочка, у меня к вам небольшая просьба. — Нина подошла к встроенному шкафу, где висели ее вещи и стояла сумка. — Я вас сейчас кое о чем попрошу.
— Да?
— Вот сменное постельное белье и чистая рубашка — когда меня привезут с операции, может быть, понадобится? Чтобы вы знали, где лежит.
— Так меня завтра в это время не будет, я сменяюсь. — Медсестра Ира доверчиво посмотрела на Нину детскими серыми глазами в обрамлении черных ресниц и поправила прядку темно-русых волос, выбившихся из-под шапочки.
— Да, я все понимаю. — Нина покивала в ответ на этот взгляд почти детских серых глаз. — Не обижайтесь, пожалуйста, Ирочка, но я бы хотела, чтобы вы договорились с той сестрой, которая придет. Я ведь сама не успею. Чтобы перестелили, переодели и все такое прочее. У меня никого нет, кроме подруги. А она беременна, поднимать ей ничего нельзя. Вот. — Нина протянула медсестре несколько крупных купюр. — Это вам и вашей сменщице.
— Ой, что вы! — Ира смутилась, но деньги взяла и неловко положила их в карман халата.
«Не привыкла еще», — усмехнулась про себя Нина.
— А это… — Она достала из шкафчика большую коробку конфет, принесенную утром Васькой. — Это вам. Чайку вечером попьете.
— Что вы, столько не надо… — Медсестра Ира легко краснела и терялась. В то же время было видно, что такое внимание ей лестно. — Как же я по коридору с такой коробкой пойду? Больные сразу увидят…
— А я вам сейчас пакетик дам. — Нина извлекла пакет и вручила медсестре.
Пока медсестра Ира, вся покрытая розовым румянцем, неловко заталкивала коробку, Нина шагнула к тумбочке, молниеносно вынула из эмалированного лотка шприц со снотворным и положила заготовленный заранее такой же шприц с физраствором, набранным из большой бутыли из ее «операционного набора». Потом сняла халат и легла на кровать. Медсестра наконец справилась с конфетами и повернулась к Нине.
— Готовы, Нина Анатольевна?
— Ну, что ж, я готова. — Нина критически осмотрела лежащую в кровати «куклу» — саму себя, спящую глубоким сном. То самое постельное белье, которое она показывала медсестре Ире и толстый махровый халат — накрыты одеялом. Вместо головы — скатанный в комок тонкий свитер, взятый на случай внезапного похолодания. На свитере — парик, имитирующий Нинину стрижку. Он едва виднеется из-под одеяла — как будто она укрыта по самые глаза. Она купила парик там же, где продала свои волосы, — только, конечно, дешевый, не из натуральных волос. Но смотрелся он совсем неплохо. Продавщица тогда удивилась, зачем Нине именно такой парик — ведь обычно покупают что-нибудь другого цвета, с другой стрижкой. Но Нина помнила, как у матери после лечения выпали почти все волосы. Если и ее тоже ждет такое? Там же она купила еще один, сменный — рыжий, в крутых кудрях. Сначала она примерила его забавы ради, потому что его предложила та самая продавщица. В нем Нина показалась себе вульгарной, но хорошенькой и очень на кого-то похожей. Этот рыжий парик Нина сейчас положила в сумку. Там же лежал завернутый в полотенце тяжелый черный пистолет с глушителем, который Димка вытащил у доверчивого Вовы в Ялте.
Только бы хватило времени на все. Хорошо, что медсестра явилась вовремя. Самой просить ее прийти пораньше — значило бы привлечь внимание. Она приоткрыла дверь в коридор и выглянула. Никого не было.
