— Кто приехал? — не понял Банников.
— Да теща ж, говорю. Приехала из своего Мухосранска на три дня, якобы погостить, учительница хренова, и до сих пор живет! Я уже намекал и так, и этак! Мамаша, говорю, вы бы съездили проверить, что там с квартирой вашей, с вещами, может, у вас моль уже завелась или цветочки завяли. Так она или совсем, блин, тупая, или русского языка не понимает!
— А что жена? — живо заинтересовался проблемой майор.
— А, — Морозов махнул рукой, — ее как раз все устраивает! Теща обед готовит, в квартире прибирает, а Люська спит до полдня. А потом, когда я с базара приезжаю, в два вентилятора пургу гонят. Я ж говорю, жизни, блин, никакой…
Дверь спальни неожиданно распахнулась, и на пороге показалась девица — темно-рыжая, в голубом атласном халате, сквозь высокие разрезы которого просвечивали аппетитные, хотя и несколько помятые формы — наверное, дорвавшимся до личной жизни Павликом Морозовым. Волосы цвета «красное дерево» у нее были не короткие, как описывала вахтерша, а до пояса.
— Я сильно извиняюсь, Паша… Мочевой пузырь, как сердце, — ему не прикажешь! — С этими словами она пересекла комнату и удалилась в сторону туалета.
Морозов сник.
— А говоришь, никто не приходил. — Майор Банников посмотрел вслед удалившейся рыжей, — Нехорошо, Паша!
— Так она еще позавчера приехала! Еще позавчера! А вчера никто не приходил. Мамой клянусь! Вот черт! — Он выругался. — Теперь теща точно на всю оставшуюся жизнь сюда переедет! Следить за моим, блин, моральным обликом! На хрена только я женился…
— Не дрейфь, Паша. — Банников неожиданно широко улыбнулся замученному жизнью Павлику Морозову. — Твоя личная жизнь нам даром не нужна. Ты только музыку потише все-таки врубай на всякий случай, и все.
— Может, коньячку по сто пятьдесят накатим, гражданин майор? — Морозов, наконец, понял, что визит, казавшийся весьма неприятным, таковым не оказался.
— Ты выпей, Паша, тебе надо, — ответил, прощаясь Банников, — а я на работе. Кстати, вчера вечером, часов так в девять-десять, никакого шума подозрительного не слышал?
— Так не до того было. — Морозов широко ухмыльнулся и выразительно повел плечами.
Утром пошел дождь. Нудный, холодный, настоящий осенний дождь. Было видно, что лето кончилось. Катя Скрипковская выскочила из дому в босоножках и легком костюме. Открывая над головой зонт, она почувствовала, как порыв ветра несет мелкую водяную пыль ей в лицо и за шиворот пиджака. Ногам тоже мгновенно стало зябко, но бежать домой переодеваться было некогда. Наконец-то все сдвинулось с мертвой точки. Она чувствовала какие-то мелкие, не видные невооруженным глазом зацепочки — так, как кожей чувствуешь невидимые мельчайшие колючки. Их можно соскоблить с поверхности, но какие-то микроны их остаются в коже, кожа краснеет и зудит. Вот так же зудело что-то внутри у Кати, пока она ехала на работу. Шло движение, цеплялись невидимые шестеренки, поворачивались на одну десятитысячную долю миллиметра, но все-таки сдвигались с мертвой точки.
— Катерина! Есть дело, — поймал ее вездесущий Лысенко, как только она появилась на работе.
— Сейчас. Только зонтик занесу.
— Зонтик как раз заносить не надо. Поедешь сейчас в больницу, вот тебе координаты. — Он ткнул ей какой-то листок. — Выяснишь буквально по минутам, что делала позавчера и вчера Кузнецова.
— Так ее ж вроде вчера прооперировали? — не поняла Катя.
— Вот и узнай все — прооперировали, не прооперировали, когда прооперировали и что она делала весь позавчерашний день. Не по телефону, а лично. Ножками. Поняла?.
— Поняла, — разочарованно сказала Катя. Значит, ее посылают тянуть заведомую пустышку. Чтобы принесла отчет, что Нина Анатольевна в это время лежала в больнице и убить своего мужа никак не могла. Чтоб, значит, бумажка была в деле.
— Скрипковская! Ты еще здесь? Давай, давай, шевели опорно-двигательным аппаратом'
— Уже запрягаю. — Катерина посмотрела на свои озябшие ноги, пошевелила пальцами и обреченно пошла к выходу.
Ну почему она не надела джинсы и кроссовки? Да и теплая куртка сегодня точно бы не помешала. Не спасало даже то, что в маршрутке было относительно тепло. «Обратно поеду мимо дома и переоденусь», — думала Катя, выходя на конечной остановке, «Больничный городок», под нескончаемый дождь. Она сверилась по бумажке и пошла по безлюдной аллее. Где здесь этот чертов четвертый корпус? Хоть бы спросить у кого, Территория огромная, если пойти не в ту сторону… Навстречу, прикрывшись с головой от дождя синим казенным халатом и отчаянно перепрыгивая через лужи, спешила какая-то фигура, по виду — явный медперсонал.
— Подождите! — Катя бросилась наперерез. — Скажите, пожалуйста, где четвертый корпус?
Фигура неопределенно махнула рукой в сторону серой четырехэтажки, видневшейся за деревьями неподалеку, и быстро скрылась из виду. Слава богу, быстро бегающий медперсонал не обманул. Это был именно четвертый. Катя с облегчением вздохнула. В гардеробе схучала какая-то ба-булька — божий одуванчик.
— Скажите, пожалуйста, зонтик у вас можно оставить?
— Почему ж нет? Халатик тебе, внученька, дать?
— А без халата нельзя?
— Ты проведать кого пришла или так?
Катя не поняла, как это «или так», и на всякий случай сказала:
— Проведать.
— Тогда без халатика очень нежелательно, — заметила ба-булька, строго пожевав губами. — В целях гигиены.
В обмен на свой мокрый зонтик Катя взяла не первой свежести халатик и надела его на себя «в целях гигиены». Полегчало ли гигиене от этого или нет, неизвестно, но ей сразу стало теплее — это точно.
— Не подскажете, второе отделение где находится?
— Отчего ж не подскажу. Вот по лестничке на второй этаж. И сразу направо. На левую сторону, значит, первое отделение будет, а на правую — второе. Тебе кого нужно-то?
— Из начальства кого-нибудь, — сказала Катя.
— А это сразу как зайдешь на второй этаж, на правую сторону-то повернешь, так первый кабинет по левую сторону и будет. Заведующий — Игорь Михайлович. Емец его фа-милие. Ты постучи тихонько, а ежели там нет никого, так ты подожди, он придет.
Катя поднялась по указанной лестничке, повернула направо и несколько робко потянула на себя стеклянные двери, предупреждающие — «2-е хирургическое отделение. Без халата и сменной обуви не входить!», и переступила без сменной обуви порог второго отделения. Сразу же по левую сторону она увидела неширокую дверь с табличкой: «Емец И. М. Зав. отделением». Катя постучала сначала тихо, потом погромче. Потом постучала еще раз и легонько подергала дверь. Пролетающая мимо медсестра бросила: «На планерке он». Минут через десять где-то в середине коридора возникло движение, и он наполнился людьми в белых халатах. Один из них направлялся прямо сюда. Полы халата развевались от быстрой ходьбы, грудь была выпячена вперед. И вообще, этот быстро идущий по коридору толстяк казался воплощением бодрого духа, отнюдь не витающего в стенах больничного городка.
— Вы ко мне? — Емец мельком оглядел рыжую девушку, подпирающую стенку у входа в его кабинет.
— Если вы Емец Игорь Михайлович — тогда к вам.
— Прошу. Чем обязан? Только давайте побыстрее, девушка. — Он глянул на часы. — У нас сегодня операционный день.
Катя достала удостоверение и представилась: — Лейтенант Скрипковская, уголовный розыск. Толстый заведующий отделением присвистнул: — Ну и ну! Это что ж такое я натворил? Вроде никого не зарезал?
— Да нет, — смутилась Катя. — Я совсем но другому поводу. По поводу одной вашей больной,
