на месте. Приземистый, рыжий, с косыми глазами, зубастый, он похож был на рассерженную лису. В глазах его сверкала злоба.

Алябьев кивнул на мужиков, стоявших посредине горницы на коленях:

— Сядь! Обожди!!

Сам продолжал, покачивая головой, рассматривать бывшие у него в руке скованные железом ремни. Их принесли мужики. (Пускай полюбуется воевода, чем их бьет хозяин!) Алябьев поднял плети с железными набалдашниками.

— Смотри! Сергей Гаврилыч наш что придумал, — и указал пальцем на стену, где висела другая плеть. — А эта безделица — левашовская!..

Взглянул исподлобья на мужиков:

— Пошли! Обождите во дворе.

После их ухода встал, сердито отшвырнул ногой скамью:

— Этак и до бунтов недалече!.. Ума лишились землевладыки. Воевода воеводой, а и самим не лишне поостеречься… Время-то какое! Все небо в тучах…

Биркин надулся — ни слова!

Присмотревшись к нему, Алябьев спросил:

— Ну, а ты чего?! Твое лицо горит. В глазах тревога.

— Да что, брат! Как тут остерегаться? — вздохнул Биркин. — Бунт уже есть! Бунт и измена! Староста на посаде у вас объявился, Куземка-мясник. На днях при всем честном собранье давай князей хулить. Мало того, отговаривать начал торгашей: не давайте, мол, ничего Биркину, он-де ненадежный. И выходит: бог дал путь, а черт крюк!.. Мы видим спасенье в ляпуновском походе, а он: не верю, мол, я в него, ничего не выйдет! Стало быть, мне распрощаться с вами надо, что ли? Значит, Прокопий Петрович зря меня послал. Понапрасну бил он вам челом?! Где же тут власть воеводы? У нас, в Рязани, может это быть?! Прокопий Петрович голову бы срубил за это!

Биркин сел на лавку, облокотившись локтем на колено. Глаза его сузились.

— Хотим бороться с Польшей, а сами помогать отказываемся… своим же?!

Алябьев, высокий, сутулый, стал ходить по горнице. Из предосторожности заглянул в сени. Наступило продолжительное молчание. Воеводе была не по душе речь ляпуновского посла.

Не первый раз Биркин высказывает свое недовольство нижегородскими порядками. Не первый раз он тычет в глаза Рязанью.

Вообще Биркин вел себя в Нижнем так, как будто он прислан Ляпуновым, следить за ним, за воеводой, наставлять его, учить. Получалось же: воевода несет всю тяжесть управления, а Биркин, ничего не делая, постоянно выступает судьей, ценителем его работы.

Алябьев, зная, в каком тяжелом положении находится государство, сдерживал себя, хотя ему и очень хотелось отчитать Биркина.

Сам Биркин почувствовал, что хватил через край, что Алябьеву не по душе его речи.

— Андрей Семеныч… — нарушил он неловкое молчание более спокойным голосом.

Алябьев вздохнул, молча сел за стол, снова стал разглядывать плети.

— Ну, что? — не отрывая от них глаз, спросил он.

— Как же теперь быть-то? Не зря мой дьяк смеется: прежде, мол, Кузьма огороды копал, а ныне в воеводы попал! Откуда у него такая прыть? Чей он такой?

— Вот что, Иван Иваныч: плохо терять спокойствие, буде есть причина, но того хуже — терять его без причины. Не поверю я, будто Кузьма мешал. Да и сам ты слыхал ли? Не поклеп ли?

— Верные люди передавали, из посадских же.

— Кто?

— Охлопков, Фома Демьянов, Федор Марков и прочие.

— У него много недругов, а Охлопков — первый из них. Подметные письма не раз мы получали от него. Знаю.

— Плохо будет, коли вы тем письмам не поверите.

Хитрая улыбка появилась на лице Алябьева:

— Ну, а как бы правил ты? Посоветуй.

Биркин задумался.

— Бросил бы его в темницу? Повесил бы? Заточил в монастырь? — подойдя вплотную к Биркину, спросил воевода.

— Выгнал бы его из старост… — проворчал Биркин.

— Не в нашей то воле. Старостой выбрал его посадский земский сход, он же и нарушить то может. Воевода в том не волен!

Слова Алябьева еще более обозлили Биркина.

— Что есть посад? Куда ловкий заводчик поведет его, туда он и пойдет. За Болотниковым не народ ли шел? А что было бы с нами, коли не божья воля? Всевышний не допустил того, что допустили воеводы. Не будь похож на тех бояр, Андрей Семеныч! Остерегись! Мятежная в- нем душа! Не мною одним замечено. Болотникова не попусту я припомнил. Не защита ему родной земли нужна, а бунт против нас! Знаю я их!

Алябьев улыбнулся с оскорбительным для Биркина спокойствием:

— Ты нудишь меня, Иван Иванович, походить на твоего начальника, на Прокопия Петровича… Увы, брат, не кто иной, как Прокопий, и был союзником Болотникова.

Не смутился Биркин. Ответ у него уже давно готов, — часто ему приходилось обелять Ляпунова от союзничества с Болотниковым.

— Молод был Прокопий в те поры, да и знал ли он, что Болотников станет вором! Он же, Ляпунов, и погубил его.

Алябьев встал, зевнул, взял со стола плеть и ушел к себе в дом, находившийся тут же в кремле, возле Михайло-Архангельского собора. С черного крыльца вошел в избу площадной подьячий Василий Семенов, низкорослый угреватый пьяница. Глаза его были опухшие, нос красный. Около сорока лет он уже на приказной работе.

— Чего на дворе мужики ждут? Воеводы нет, а они стоят? — хрипловатым голосом спросил он.

— Гони их палкой! Жалуются на вотчинника.

Подьячий сердито сплюнул, засучил рукава и, переваливаясь, пошел на крыльцо.

— Эй вы, Фомушки! — крикнул он подбоченясь. — От горя бежали, на беду попали. Лезьте в воеводский чулан! Ну, живо! Что?! Не хотите! Вавилов! Айда сюда!

Из сада выскочило несколько стрельцов, подхватили мужиков, поволокли в глубину двора, втолкнули в сарай с решетчатым окном и заперли на засов.

Когда подьячий снова вернулся в избу, Биркин шепнул ему:

— Вася, пойдем ко мне! Воевода уплыл спать. А у меня дело есть…

— Питие?

— Обрящешь и то.

— Разве уж пойти?

— Идем.

Дом, где поселился Биркин, стоял на Никольской улице, меж острожными насыпями. Принадлежал он хлебнику Елизарке, ушедшему под Москву с войском Репнина. Здесь-то и открыл свой стан Биркин. Сюда ходили к нему его «языки», жалобщики, целовальники, гулящие девки и всякие иные возмечтавшие поживиться около рязанского посла люди. А деньги у Биркина были, чьи и откуда — неизвестно.

Дорогой Биркин ворчал:

— Не ладится у меня дружба с Алябьевым… не пойму: за кого он?

Подьячий молчал.

— Какова мзда? Сытно ли?

— Казна с голоду не уморит, да и досыта не накормит. Живем! — оглянувшись кругом, сказал подьячий. — Дышим.

— Приношения есть?

— Служим правдою… — неуверенно произнес подьячий.

Вы читаете Кузьма Минин
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату