следующей скамейке смеялась, держась за руки, парочка. Потом я увидела, как они поднялись и ушли. Молодая мама тоже встала и покатила коляску дальше. Остались только я, старик и женщина с книгой. Прошло еще двадцать минут. Было уже поздно. Я решила, что тот, кто написал письмо, не придет. Женщина закрыла книгу и ушла. Теперь нас было только двое. Я встала и собралась уходить. Меня охватило разочарование. Не знаю, на что я надеялась. Я пошла прочь и дошла до старика. К его груди была приколота карточка, а на ней значилось: «Меня зовут Лео Гурски. У меня нет родственников. Пожалуйста, позвоните на кладбище „Пайнлоун“, у меня есть место в еврейской части. Спасибо за участие».
_
Я выжил благодаря жене, которая устала ждать своего мужа-солдата. Ему достаточно было разворошить в солому, чтобы обнаружить под ней крышку погреба. Если бы он не был так занят своими переживаниями, меня бы нашли. Иногда я гадаю, что с ней произошло. Мне нравится представлять, как она впервые наклонилась к тому незнакомцу, чтобы поцеловать его, и что она чувствовала, влюбившись в него или просто пытаясь убежать от одиночества, и как получается, что какое-нибудь крошечное событие вызывает настоящее бедствие на другом краю света. Только тут было не бедствие, а нечто противоположное. Своим безрассудным милосердием эта женщина спасла мне жизнь и так об этом и не узнала, и это тоже стало частью «Хроник любви».
_
Я встала перед ним.
Он будто меня заметил.
Я сказала: «Меня зовут Альма».
_
И в этот момент я увидел ее. Удивительно, на что способен разум, если им управляют чувства. Она отличалась от той девочки, которую я помнил. И все же. Она. Я узнал ее по глазам. Я подумал: «Так вот как приходит ангел». Застыв в том возрасте, когда она больше всего тебя любила.
— Да что ты! — произнес я. — Мое любимое имя.
_
— Меня назвали в честь девочки из книги «Хроники любви», — сказала я.
_
— Я написал эту книгу, — кивнул я.
_
— Я серьезно, — ответила я. — Это настоящая книга.
_
Я подыграл ей. Я сказал:
— Серьезнее некуда.
_
Я не знала, что сказать. Он был так стар. Возможно, он шутил, а возможно, у него в голове все перемешалось. Чтобы поддержать разговор, я спросила:
— Вы писатель?
— В некотором роде, — ответил он.
Я спросила названия его книг. Он назвал две: «Хроники любви» и «Слова для всего на свете».
— Странно, — сказала я. — Может, существует две книги под названием «Хроники любви».
Он ничего не ответил. Его глаза блестели.
— Та, о которой я говорю, была написана Цви Литвиновым, — сказала я. — Он написал ее на испанском. Мой отец подарил ее моей маме, когда они познакомились. Потом отец умер, и мама спрятала книгу, а месяцев восемь назад ей написал один человек с просьбой перевести ее. Ей осталось перевести всего несколько глав. В тех «Хрониках любви», о которых я говорю, есть глава под названием «Век Молчания» и глава, которая называется «Рождение чувств», а еще одна…
Самый старый человек на Земле засмеялся.
— Ты хочешь сказать, что ты и в Цви была влюблена? — спросил он. — Тебе было недостаточно того, что ты любила меня, потом меня и Бруно, потом только Бруно, а потом ни Бруно, ни меня?
Я забеспокоилась. Возможно, он сошел с ума. Или ему просто одиноко.
Становилось темно.
— Извините, — сказала я. — Но я вас не понимаю.
_
Я увидел, что напугал ее. Я знал, что спорить уже слишком поздно. Прошло шестьдесят лет.
— Прости меня, — произнес я. — Расскажи мне, какие части тебе понравились. Как насчет главы, которая называется «Стеклянный Век»? Я хотел, чтобы ты смеялась.
Ее глаза округлились.
— И плакала тоже, — добавил я.
Теперь вид у нее был напуганный и удивленный.
И тут до меня дошло.
Это казалось невозможным.
