– Почему вторая половинка моей души оказалась у этого прохвоста, а не у моей любимой тетушки Джунипер?
Тибальт лишь тихо вздохнул в ответ, и Софи была ему благодарна.
– Очевидно, наши с Габриэлем жизни каким-то образом переплетаются, – изрекла она. – Лучше бы это был Дмитрий, чем Габриэль. Хотя надо признаться, русский карлик далеко не лучшая кандидатура в посредники. Я почти согласна с утверждением Джунипер, что все русские – мрачные, угрюмые существа.
Тибальт крепче прижался к своей госпоже, сунув нос ей под мышку, чтобы было теплее. Софи погладила его брюшко.
– Я не стала бы возражать, если бы моим проводником в потусторонний мир был ты, Тибальт.
Ее пес никогда не сделал бы ей больно. А вот в Габриэле Кэйне она не была так уверена. Она боялась поддаваться его обаянию, дабы не навредить себе.
Тибальт вильнул хвостиком. Софи восприняла этот жест, как согласие и, может быть, даже удовольствие при мысли о том, чтобы послужить своей хозяйке.
– Этот человек уже кажется мне близким, Тибальт. Это очень плохо. Надо быть осторожнее.
Софи хмуро воззрилась на своего мопса, который по-прежнему радостно махал хвостом.
– Да, я знаю, Тибальт. Ты любишь Габриэля Кэйна. – Собачка еще раз вильнула хвостом. Софи вздохнула. – Это, наверное, потому, что он тебя подкармливает.
Иногда Софи жалела, что родилась человеком, а не домашним животным. Нет, ей не нравилась участь бродячих кошек и собак, живущих на улицах больших городов: их жизнь была еще более непредсказуемой и опасной, чем ее. Но она мечтала превратиться в холеную домашнюю кошечку, любимицу какой-нибудь сказочно богатой матроны из Нью-Йорка, которая кормила бы своих любимцев отборными лакомствами и укладывала бы их спать на мягкие бархатные лежанки. Как приятно чувствовать себя свободной от всяческих обязательств!
– Так нет же! – мрачно изрекла она. – Мне суждено было родиться женщиной, да еще в семье шарлатанов, презираемых остальными людьми, и нести ответственность за все то, за что я вовсе не хочу отвечать.
Единственным человеком, за которого она хотела бы отвечать, был Джошуа. Софи зажмурилась, пронзенная внезапной болью.
– Ох, Тибальт, я не знаю, как мне жить с таким грузом на сердце!
Взволнованный тоном хозяйки, Тибальт ткнулся сплющенным носом в руку Софи и тихо заскулил, показывая, как сильно он переживает.
– Спасибо, Тибальт. Я очень тебя люблю и с благодарностью принимаю твои соболезнования. Жаль, что ты не знал Джошуа. Он бы тебе понравился, а ты стал бы его любимцем.
Пытаясь забыть прошлое, Софи уставилась в грязное окно вагона на проплывающий мимо унылый пейзаж. Низкорослые кустарники перемежались с огромными кактусами, которые словно в немой мольбе тянули к небу свои отростки.
Софи вновь вернулась к своим невеселым мыслям. Она пыталась понять, какую роль призван сыграть в ее жизни Габриэль Кэйн. Обычно она не подпускала к себе мужчин, но с Габриэлем все было иначе. В Тусоне, когда он ее обнял, она испытала пугающе сильную страсть.
Но потом, в поезде, когда он в купе держал ее, плачущую, в своих объятиях, она не чувствовала желания, но ей казалось, что в их поведении нет ничего предосудительного… что так и должно быть. И все же она не хотела, чтобы он входил в ее жизнь. Она хотела оставаться независимой от кого бы то ни было. Из горького опыта прошлых лет она знала, что мужчины, к которым ее влекло, были людьми ненадежными.
Но Габриэль каким-то образом уже вошел в ее жизнь, и она не знала, как от него отделаться. Проклятие! Даже если его цель только в том, чтобы помешать ей убить Иво Хардвика, это было невыносимо. Она не представляла, как предотвратить его вмешательство, но была готова на все.
– У него красивый голос, правда, Тибальт?
Мелодия недопетого гимна вновь зазвучала у нее в голове.
Как же болит душа! Мысленно возвращаясь назад, в тот ужасный дождливый день, когда маленький гробик был опущен в могилу, Софи не знала, куда спрятаться от невыносимого горя. Каждый раз, когда она вспоминала о том, что ее милый Джошуа лежит в холодной сырой земле, ей хотелось кричать во все горло… или умереть.
Единственным утешением служило то, что Джошуа разделил вечный покой с ее родителями и предками рода Мадригал. Как ни глупо это было, ей нравилось думать, что он соединился с ее семьей.
– Какая же я дура, Тибальт!
Мопс опять вильнул куцым хвостиком.
Софи замолчала, и мысли ее вновь вернулись к Габриэлю. Она вспомнила, как он и Джунипер пели гимн «Хвала Господу». Он, должно быть, часто упражнялся в пении, потому что даже хороший голос не мог достичь такого тембра без тренировок. Софи нравились глубокие мужские голоса. Голос Габриэля напомнил ей черный бархат.
– Он, наверное, пел во время религиозных проповедей отца. Помогал старику спасать людские души, трогая их музыкой. О Боже, кажется, я опять становлюсь циничной!
Она знала, что даме не подобает быть циничной, но не слишком волновалась на этот счет.
На то, чтобы успокоиться и собраться с духом, у нее ушло около часа. Нужно идти к Джунипер в вагон для курящих. Ей не хотелось надолго оставлять тетю одну. Джунипер притягивала к себе людей и была при этом крайне неразборчива. Она вовлекала в свою орбиту всех, от принцев до бродяг, и любила их независимо ни от чего. В этом смысле, как практически и во всех остальных, она была не похожа на Софи.
