ревность и стремление к конкуренции?
— Ты знаешь, что я не это имела в виду. Мама и папа всегда мне твердят, что ты к сорока годам станешь миллионером.
— Они ошибаются, — с улыбкой возразил он. — Я уже миллионер, Линн.
— Правда? — На миг все ее грандиозные планы завоевания Дамиона отступили на второй план. — Я поражена. Мне всегда казалось, что бухгалтеры имеют дело с чужим богатством. И не подозревала, что они и сами могут заработать себе состояние.
— Я скорее финансовый аналитик, чем бухгалтер, — пояснил Адам. — И я сделал несколько удачных капиталовложений в недвижимость Калифорнии. Вот почему я торчал так много времени на Западном побережье.
— Как бы ты ни достиг этого, не так много мужчин твоего возраста становятся миллионерами благодаря собственным способностям. Вероятно, ты умеешь делать правильные вещи, Адам.
— Видимо, так. Вот видишь, разве я не заслужил право помочь тебе разобраться в твоих проблемах?
— Я очень благодарна тебе за такое великодушное предложение, но меня беспокоит сама мысль о том, что мы с тобой будем изображать любовников. Это как бы… ну, это… — Она резко отвернулась. — Это глупая затея, Адам. Любой кто на нас посмотрит, сразу же увидит, что мы просто добрые друзья. Никто не поверит, что мы любовники.
— Ты ведь училась на актрису, вот и играй. Сделай вид, что влюблена в меня. Неужели это так трудно? — пожал плечами Адам.
Ее руки сцепились так крепко, что суставы сверкали белизной при свете лампы. Она торопливо разжала их и обхватила руками плечи, словно озябла.
— Ведь не только мне придется притворяться, — сказала она. — Тебе тоже. А ведь ты никогда не учился на актера, вот у тебя и не получится роль моего любовника. И что же? Я буду смотреть на тебя сияющими глазами, а ты будешь таким, как обычно.
— А какой я обычно, Линн? — спросил Адам, заглядывая ей в глаза. — Как я смотрю на тебя?
— Ну, ты и сам это знаешь. Как брат. Или как друг. Черт побери, Адам, мы так и должны смотреть друг на друга!
— Думаю, ты недооцениваешь мои актерские способности. Если хочешь, я докажу, что могу очень убедительно играть свою роль.
— Нет, в этом нет нужды, Адам, Ты сам знаешь, что ничего не…
Не успела она договорить, как он взял ее за талию и привлек к себе. Потом нагнулся к ее затылку, и она тут же — с испугом — поняла, что его губы ласково касаются ее подбородка.
Потом они скользнули вниз, и он поцеловал ее в ямку у основания шеи. Линн рванулась из его рук, дрожа и не веря в происходящее, все еще чувствуя кожей прикосновение его губ. Адам поднял голову, и его глаза, обычно ясные и холодные, горели желанием, а рот крепко сжался от страсти, которую он, казалось, едва сдерживал.
Ей хотелось уйти, но тело перестало слушаться, и она словно под гипнозом смотрела, как он снова наклонил голову и захватил ее губы властным, жестким поцелуем.
В течение нескольких секунд она была слишком поражена, чтобы что-то чувствовать. Потом по позвоночнику пробежала странная дрожь, и не успела она понять, что делает, ее губы разжались и встретили его поцелуй.
Тут же его руки крепче обхватили ее талию, а сердце застучало в бешеном темпе. Язык жадно прижался к ее языку. Она обхватила его за шею и непроизвольно прильнула к нему. Его руки спустились ниже и остановились на ее бедрах.
— Я хочу тебя, — пробормотал Адам, слова сорвались с уст едва слышным шепотом.
— Нет! — Линн вырвалась из его рук, восстановив наконец-то контроль над забурлившими чувствами. Боже! Видно, ею овладело временное безумие.
— Адам, — прошептала она. — Адам, что с нами такое случилось? Ты с ума сошел? Что мы делаем?
— Я просто доказываю тебе, что вполне способен сыграть роль твоего любовника.
— Сыграть? — поражение сорвалось с ее губ, прежде чем она успела удержаться. Линн повернулась и в упор посмотрела на него, вновь обхватив руками плечи. Он наливал себе содовой и, насколько она могла судить, выглядел точно так же, как обычно: холодный, владеющий собой и слегка насмешливый.
Она села на диван, надеясь против воли, что он не заметит ее горящих щек.
— Ты играл роль? — уточнила она.
— Конечно, Что такое, Линн? Я просто попытался продемонстрировать тебе, что вполне могу сыграть роль твоего любовника.
Она уставилась на собственные колени, словно никогда не видела их раньше.
— Ты казался… — Она вздохнула. — Ты казался возбужденным.
— Я и был таким, — спокойно согласился он. — Я подумал о женщине, с которой и на самом деле хотел бы заниматься любовью, а потом поцеловал тебя. Ведь актеров так учат делать подобные вещи. Разве это не называется переносом эмоций?
Она оставила без внимания его комментарий.
— Не думаю, что это получится, Адам. — Сомнение в успехе их затеи не покидало ее.
— Чепуха, — отрывисто сказал он. — Тебе хочется, чтобы Дамион тебя заметил или нет? Хочется, чтобы он стал твоим любовником? Если да, тогда без моей помощи тебе не обойтись.
— Ну, я хочу, чтобы он в меня влюбился. Конечно же, хочу.
Адам прошел по комнате и нежно похлопал ее по спине.
— Вот и не забывай об этом. Мы начнем работать над твоим новым обликом завтра. Знаешь, вся эта затея начинает мне нравиться.
— Правда? — Линн почему-то показалось, что ей нужно лезть в какую-то черную дыру, и она разразилась слезами, однако улыбка Адама лучилась добродушием.
— После завтрака я зайду к тебе в комнату, и мы займемся косметикой. Забавно будет посмотреть, как ты превратишься совсем в другую женщину. Подозреваю, что к тому времени, когда мы все закончим, ты превратишься в настоящую секс-бомбу.
Линн постаралась изобразить ответную улыбку. Адам собирался помочь ей обрести новый, чувственный имидж, чтобы она обратила на себя внимание Дамиона. Она понимала, что должна быть благодарна ему. Ведь в конце концов это как раз то, на что она надеялась, начиная этот разговор.
Она снова опустила взгляд на колени, удивившись, почему они до сих пор дрожат. И почему она до сих пор не может смотреть Адаму в глаза. И решила, что пора спать.
— Я жутко устала, — сказала она, вскакивая на ноги и бочком направляясь к двери. — Спокойной ночи, Адам.
— Спокойной ночи, Линн.
Она не взглянула на него, когда он ей ответил, и, едва оказавшись в коридоре, поспешила в безопасное пространство своей комнаты.
3
Линн поставила будильник на полчаса раньше обычного, чтобы утром в понедельник основательно поработать над своим новым обликом. С тех самых пор, как ей пришлось отказаться от мечты стать актрисой, ее макияж заключался в торопливом мазке помадой по губам и быстром нанесении туши на кончики ресниц, но теперь она понимала, что новый имидж потребует гораздо больших усилий.
Она нахмурилась, увидев в зеркале ванной комнаты отражение всклокоченных кудрей и розовых щек. И уныло подумала, что на изменение внешности скорее всего не хватит и часа.
