зрителем, — надулась женщина.
— Порой он бывает просто невыносим, правда? Я постоянно ему об этом твержу, — наклонилась к ней Люси.
Я молча уставился на нее.
— Поверьте, не стоит так себя вести, — сказала женщина. — Это очень некрасиво.
— Почему бы тебе не дать ей автограф? — толкнула меня в бок Люси.
— Знаешь, с тобой не соскучишься, — недовольно нахмурился я.
Люси кивнула. Радостно.
— О, это было бы просто замечательно, — обрадовалась женщина и, повернувшись к своему мужу, спросила: — Мерл, у тебя есть ручка?
Она вручила мне ручку и сувенирную салфетку из сосисочной «Джоди Марони». Корейцы о чем-то залопотали между собой по-корейски, и мужчина принялся лихорадочно шарить в сумке.
Взяв салфетку, я наклонился к Люси:
— Ты мне за это заплатишь.
Она отвернулась, чтобы никто не видел ее лица.
— О, я очень-очень на это надеюсь.
— Мама! — вмешался Бен. — Почему все эти люди таращатся на Элвиса?
У пожилой женщины глаза вылезли из орбит:
— Вы
Кореянка протянула мне книжечку для автографов, а ее спутник защелкал фотоаппаратом. Две девушки, сидевшие позади грузного мужчины с газетой, увидев, как я расписываюсь на салфетке, поспешили ко мне, а за ними последовали двое парней из-за соседнего столика. Высокий худой мужчина в противоположном конце зала поднялся из-за стола и направил на меня видеокамеру. Его жена встала рядом с ним. Двое латиноамериканцев, проходивших мимо, остановились, чтобы узнать, в чем дело, и три молодые женщины, судя по виду заглянувшие сюда просто в обеденный перерыв, тоже остановились. Какая-то широкоплечая женщина, указав на меня своей подруге, громко произнесла:
— О, я просто обожаю фильмы с его участием, а ты?
Грузный мужчина с газетой, с которого все началось, встал и ушел. Люси и Бен тоже пошли прочь. Быстро. Несомненно, спешили разбить еще чью-то жизнь.
Толпа разрасталась. Я раздал двадцать два автографа за четыре минуты, и это были самые долгие четыре минуты в моей жизни. В конце концов я взмолился, чтобы меня отпустили, заявив, что очень рад встрече, но президенту Соединенных Штатов срочно нужен мой совет, и я должен идти. После этих моих слов широкоплечая женщина ахнула:
— А я и не знала, что он еще и в политике!
Когда я наконец догнал Люси и Бена, они быстро шли по пешеходной зоне и весело улыбались.
— Люсиль Шенье, — строго и достаточно громко, чтобы они услышали, произнес я, — ты можешь попробовать сбежать, но от меня тебе не уйти.
Люси и Бен рассмеялись и пустились бегом.
Глава 16
Потратив еще сто восемьдесят два доллара шестьдесят четыре цента на сувениры, открытки и подарки, Люси позвонила в Батон-Руж, чтобы узнать, нет ли для нее каких-либо известий. Я также позвонил к себе в контору в надежде выяснить что-либо новое о Притзике или Ричардсе. На автоответчике меня ждало шестнадцать сообщений. Из этих шестнадцати семь были от журналистов, хотевших взять у меня интервью, и пять — от друзей, которые видели меня в новостях. Из оставшихся четырех звонков в двух случаях просто бросили трубку, а два сообщения были от Эллиота Трули. В первый раз брошенная трубка сопровождалась восклицанием, произнесенным женским голосом: «Проклятье!», во второй раз тот же самый голос пробормотал: «Чтоб я провалилась!» Голос был приглушенный и раздраженный. Первое сообщение от Трули с просьбой перезвонить оставила его секретарша из офиса. Второй раз позвонил сам Трули, который сказал: «Коул? Коул, если вы меня слышите, возьмите трубку. Это очень важно». Кажется, Трули тоже пребывал в состоянии крайнего раздражения. Наверное, я так действую на людей.
Я позвонил Трули в офис. Когда меня наконец с ним соединили, он воскликнул:
— Слава богу! Я весь день пытался с вами связаться! Где вы пропадали? — В его голосе прозвучало бешенство.
— Вы же сами сказали, чтобы я устроил себе день отдыха. Неужели забыли?
— Ну да-да, но теперь это все в прошлом. Восьмой канал хочет в вечернем выпуске новостей показать интервью с вами, и Джонатан считает, что это очень хорошая мысль.
— Выступить по телевидению? — удивился я.
— Трехминутный сюжет в пятичасовом выпуске новостей, и Джонатан хочет, чтобы вы туда поехали.
— Трули, у меня уже есть планы на вечер. Ко мне приехали гости из другого города.
— Послушайте, сегодня наша команда это уже обсудила, и мы хотим, чтобы вы были доступны для прессы. Или мы будем контролировать средства массовой информации, или это сделает окружная прокуратура, а нам все же хотелось бы, чтобы это были мы. Открытость имеет очень большое значение. Искренность — это все. Пока что у нас больше ничего нет.
Я уже начал жалеть, что перезвонил ему.
— Журналисты хотят знать, как какому-то парню, работающему независимо, удалось обыграть всю полицию Лос-Анджелеса на ее собственном поле.
— Я никого не обыгрывал. Я просто потянул за ниточку, и мне повезло.
Люси уже закончила разговаривать по телефону и выжидающе смотрела на меня.
— Верно. Вот почему вы добились успеха, пока восемь тысяч синих мундиров потягивали кофе и наслаждались булочками.
— Трули, я никого не обыгрывал. — Я уже начал потихоньку раздражаться.
— Вам нужно будет только прийти в студию и произвести приятное впечатление. У вас есть обаяние, вы нравитесь людям. А больше ничего и не нужно. Это же телевидение.
Зажав трубку ладонью, я повернулся к Люси:
— Трули хочет, чтобы я сегодня дал интервью на телевидении, но тогда мы не сможем отправиться в Беверли-Хиллз.
Люси улыбнулась и погладила мою руку.
— Ну раз надо, так надо. В Беверли-Хиллз мы поедем потом.
— Но тогда у тебя не останется времени на магазины. Ты уверена?
— Мы поедем смотреть, как у тебя берут интервью. Это же будет здорово! — снова улыбнулась Люси.
— Что вы сказали? — нетерпеливо произнес Трули.
— Расслабьтесь, Эллиот. Я все сделаю.
— Сейчас уже почти три часа, и Восьмой канал хочет, чтобы вы были в студии в половине пятого. Берите карандаш, и я вам объясню, куда ехать.
Трули дал мне все необходимые указания. Люси, Бен и я съездили домой, переоделись, затем отправились в телестудию Восьмого канала, расположенную на восточной окраине Голливуда. «Мы доставляем самые свежие новости лично для вас!»
Оставив машину на стоянке перед зданием студии, мы прошли через главный вход к женщине- администратору, сидевшей в кабинке из пуленепробиваемого стекла. Вестибюль был также отгорожен от остального здания толстым стеклом, а рядом с будкой администраторши имелась массивная дверь с электронным звонком. Интересно, а пытался ли кто-нибудь прорваться в телестудию силой? «Пустите меня в эфир, или я всех перестреляю!» Мало ли что может случиться.
Я объяснил администраторше, кто я такой и почему здесь, и через несколько минут появилась