В своей инструкции Палену от 27 декабря 1809 года (8 января 1810 года), контрассигнованной «канцлером империи» графом Румянцевым, император отмечал:,
«
С тех пор такие документы появлялись периодически, и если их было меньше, чем могло быть, то тут был ряд причин. И среди них не последнее место занимал саботаж Нессельроде — во-первых, и частые отсутствия в Петербурге американских посланников — во-вторых…
То, о чем написано выше, современникам тех давних событий, причастным к этим событиям, было известно, естественно, лучше, чем автору. Причем у заинтересованных участников событий из РАК времени было мало, и хотя официально провокационная «бумага» Нессельроде в июле 1824 года была еще в МИДе, но о ее подготовке было известно.
И как-то реагировать и что-то решать было надо — очень уж очевидным становилось попрание МИДом важнейших русских прав…
ОЧЕВИДНО, поэтому уже на следующий день — 21 июля 1824 года, по указанию царя собралась «конференция» специально учрежденного комитета для рассмотрения положения дел…
В комитет вошли Нессельроде, Канкрин, член Государственного совета Сперанский, директор канцелярии Министерства финансов Дружинин и Полетика…
Характерно, что на эту конференцию не пригласили ни адмирала Мордвинова, ни бывшего посланника в США Дашкова, ни графа Румянцева. А ведь все они были бы тут нелишними… Не было на конференции и военных моряков…
Комитет ознакомился с проектом отношения Нессельроде к Канкрину, с Записками РАК и в один день пришел почти к общему согласию.
То, в чем согласились члены комитета, я изложу в основном своими словами, потому что Рылеева на конференции не было, и в тяжеловесных периодах ее протокола, проект которого был изготовлен явно в МИДе, я и сам разбирался не без труда.
В общем, порешили на том, что:
1.
2. Что коль уж Конвенция запретила продажу спиртных напитков и оружия, то для РАК наступит не жизнь, а разлюли малина.
3. Что также радоваться должна РАК по поводу отказа янки от поселения на северо-западном берегу (где они долгое время спустя и так не селились).
4. Что через десять лет РАК и России вообще ни о чем не надо будет беспокоиться, потому что янки из наших вод уйдут, а права наши на эти воды останутся (это было чепухой как в силу срочного характера Конвенции, так и нечеткости — уверен, намеренной — ее формулировок).
5. Насчет кяхтинской торговли заявлялось, что РАК участвует в ней на 800 000 рублей из общего оборота (почему-то давался общий русско-китайский оборот) в 50 миллионов рублей, а это, мол, пустяки.
6. Поскольку
Заявляя это, горе-аналитики из МИДа вряд ли могли бы внятно ответить на вопрос, а какими официальными актами они могут подтвердить признание «всеми державами» русских прав на Алеуты и чем наши «всеми признанные» права на Алеуты отличаются от якобы спорных наших прав на Аляску, на Кадьяк? И почему, начав — ни с того ни с сего — оспаривать наши права на Аляску, янки помалкивают насчет более южного Ново-Архангельска и всего архипелага Александра? Не потому ли (а это было именно так!), что Ново-Архангельск являлся тогда единственным цивилизованным центром в огромной тихоокеанской северной зоне и только там янки могли получить помощь в случае нужды или беды?
Протокол конференции высокомерно отмел все тревоги и сомнения РАК, однако единодушия среди членов ее комитета протокол зафиксировать не смог.
Напротив, пришлось зафиксировать обратное…
В составе комитета было пять человек… Можно уже почти наверняка утверждать, что Нессельроде и Полетика «играли», опоясавшись кожаными фартуками, то есть на стороне янки…
Михаил Сперанский своих «фартучных» склонностей никогда особо и не скрывал, что лишний раз подтвердил, безоговорочно став на сторону двух якобы российских дипломатов…
Егор же Францевич Канкрин приложил к протоколу такое свое особое мнение, которое было равнозначно, по сути, отказу от подписи, прямо отказаться от которой он мог разве что ценой отставки от недавно полученного им поста.
Канкрин записал:
«
Иными словами, Канкрин, с одной стороны, вред конвенции признал, но с другой — уклончиво развел руками: мол, по моей части — бред и вред, а как там по части внешнеполитической, пусть господа дипломаты разбираются сами, им, мол, и географические карты в руки…
Что же до пятидесятитрехлетнего действительного статского советника Якова Александровича Дружинина (с 1925 года ставшего членом совета РАК), то он в выражении своего подлинного мнения был стеснен, естественно, еще более, чем его шеф Канкрин, но и он, хотя и подписал протокол без особого мнения, счел необходимым письменно напомнить о просьбе РАК конкретизировать географические объекты, исключаемые из сферы действия Конвенции от 5 апреля…
— В результате в протоколе была отмечена необходимость разъяснить янки, что право торговли с туземцами и отлова рыбы и морского зверя в прибрежных водах Русской Америки, предоставленное им Конвенцией 5 (17) апреля, распространяется только на область, расположенную между 59° 30 с.ш. (залив Якутат) и 54°40 с.ш. (южная граница разграничения).
Если это было бы так, то из зоны соглашения исключались Алеуты, Аляска, острова Прибылова и прочее…
УВЫ, история с этой конкретизацией окончательно показала и доказала как лицемерие янки, так и фактическое предательство петербургских дипломатов.
Требование о точном указании географической зоны вынуждены были записать в протоколе от 21 июля постольку, поскольку конференция не могла просто так отмахнуться от мнения Министерства финансов (Канкрин тоже настаивал на конкретизации).
Поэтому 16 августа 1824 года даже Нессельроде был вынужден в соответствии с протоколом 21 июля направить депешу в Вашингтон Тейлю-фан-Сероскеркену. В этой депеше российскому посланнику предписывалось заявить правительству США при обмене ратификционными грамотами, что:
— императорское правительство не считает, что на побережье Сибири и Алеуты распространяется