— Наверняка, — кивнул Давароден. — Поищем?
Капитан кивнул в ответ.
Где-то невдалеке послышался стук копыт. Давароден тут же надел шлем и взял на изготовку оружие. Вскоре из-за песчаных холмов донеслось фырканье коня, а в следующее мгновение на поросшем травой бархане появился силуэт всадника, державшего под уздцы вьючную лошадь. Раладан побледнел так, что стоявший рядом Давароден принял это за внезапный приступ слабости и хотел его поддержать. Однако тут же он остолбенел сам… ибо узнал девушку, которую видел связанной, с кляпом во рту на Берегу Висельников…
Девушка закричала. Раладан бросился к ней.
Они бежали навстречу друг другу: он карабкался по сыпучему песку на холм, она, оскальзываясь на склоне, спешила к нему. Он заключил ее в объятия, они покатились по песку, но тут же поднялись, стоя на коленях и держась за руки. Множество чувств охватило Раладана: он боялся поверить, что она снова его нашла (или, может быть, он ее каким-то чудесным образом?); он хотел просить у нее прощения за то, что отдал ее в руки той, боялся вновь услышать из ее уст враждебные слова, искал во взгляде признаки безумия, которое так недавно заполняло ее душу без остатка… Она поняла обуревающие его сомнения, ибо, не отвечая ни на один из невысказанных вопросов, внезапно поцеловала его со слезами на глазах, где-то между носом и небритой щекой, погрузила его ладони в свои волосы и крепко прижала.
Таменат и Давароден переглянулись, потом снова посмотрели на них; арбалетчик почувствовал странный комок в горле. Повернувшись, он пошел к самому берегу моря, туда, где волны омывали песок, посмотрел в сторону «Сейлы», а потом снова вернулся к капитану и девушке. Они все еще стояли на коленях, лицом к лицу, что-то говоря друг другу, о чем-то спрашивая…
— Все прошло, — шептала она. — Прошло. Я помню каждый день и каждое мгновение, все понимаю, но больше всего то, что… я снова стала собой. Стала собой, хотя, наверное, не совсем… Понимаешь? Ты — понимаешь!
Он смотрел на нее, качая головой.
— Я тоже… — беспомощно говорил он. — Я тоже… не знаю. Как ты меня нашла? Что дальше?
— Я знала, Раладан. Я знала, что ты окажешься в этом месте… Я жду уже неделю, готова была ждать всю жизнь. Я видела корабль и лодку… а потом узнала тебя на берегу.
Дрожащими руками он гладил прекрасные густые волосы девушки.
— Идем, — наконец сказал он.
Он не отходил от нее ни на шаг, словно боясь, что снова кто-то или что-то их разлучит. Услышав о том, кто такой великан старик, она подошла и подала ему руку. Потом кивнула арбалетчику.
— Мы не можем здесь оставаться, — сказала она. — Я скрываюсь.
— Давароден, собери людей, — тут же приказал Раладан. — От кого? — спросил он, снова повернувшись к девушке.
— От солдат, они меня преследовали. Я украла лошадей… — Она хотела еще сказать, что убила нескольких человек и сожгла деревню, но пока воздержалась.
Давароден побежал по пляжу, догоняя матросов. Раладан огляделся:
— При лошадях есть что-нибудь, что тебе нужно, госпожа?
— Немного еды и два пледа… Ничего такого, чего нельзя было бы оставить имперцам. Но коней, пожалуй, стоит привести сюда, на пляж. Меньше будут бросаться в глаза.
Раладан взобрался на холм.
— Вижу, Раладан не тратил зря времени, пока я… — сказала девушка, обращаясь к старику. — Не могу дождаться объяснений! Ты знаешь, господин, кто для меня этот человек? — неожиданно спросила она, показывая движением головы на капитана, ведшего с холма лошадей.
— Догадываюсь, — почти тепло ответил Таменат.
— Все! — заявила она с преувеличенной, почти детской серьезностью.
— Значит, вы те двое, — сказал старик, — кому дано иметь все…
Она молча смотрела на него. Потом слегка улыбнулась.
Вскоре они увидели арбалетчика, который вел за собой матросов. Несколько минут спустя лодка под сильными ударами весел плыла к «Сейле».
55
Восстание началось.
Тщательные, уже давно ведущиеся приготовления не прошли даром: сразу же оказалось, что у мятежников почти везде есть свои люди. Двор князя-представителя, пытавшийся координировать действия имперских сил хотя бы в столице, оказался парализован почти тотчас же: распоряжения и приказы либо вообще не доходили по назначению, либо попадали к людям, которые их не исполняли по той простой причине, что давно подчинялись организаторам восстания или были ими подкуплены. Сражения разгорались сразу во многих местах — в Дороне, Багбе, Дране…
В Дране из двух эскадр главного флота только два парусника перешли на сторону повстанцев, несмотря на то что эскадрами командовали люди Ганедорра и Алиды. На четырех кораблях солдаты отказались выполнять приказы командира эскадр. Из этого вышло мало толку, поскольку матросы, все до единого, тут же сбежали, частично перейдя на сторону повстанцев, частично же влившись в толпу мародеров и грабителей, воспользовавшихся всеобщим замешательством на свой манер (вскоре каждый, кому было что терять, бежал из проклятого города сломя голову, унося с собой все, что можно). Так или иначе, в Дране мятежникам удалось заполучить два фрегата вместе с командами, еще один — захватить силой. Остальные, которые не могли выйти в море без моряков, стражники сожгли. Сражения в порту шли ожесточенные и кровавые.
Самой большой проблемой, однако, как и предполагалось, оказался Старый район. Сотня гвардейцев не сдалась без боя превосходящим силам повстанцев, хотя и хорошо подготовленных. Безопасные и спокойные до сих пор улицы оказались залиты потоками крови. Несмотря на то что часть офицеров была обязана своими должностями ее благородию Алиде, лишь несколько из них подчинились новой власти. Большинство пошло за старыми десятниками, которых организаторы мятежа не брали в расчет; у Ганедорра и Алиды, боровшихся за высшие должности и ведомства Гарры, не хватило времени заниматься нижними чинами, кроме того, они не осознавали того значения, которое имели в имперских войсках неприметные с виду десятники. Как это обычно бывает, сотники и подсотники часто менялись, уходили в отставку или на повышение, единственным же вышестоящим начальником, которого солдат хорошо знал и постоянно видел, был бессменный десятник — командир, но вместе с тем и товарищ. Из Драна полсотни отличных солдат вывел — и тем самым спас для императора — не кто иной, как Монаталь, выходец из рыбацкой деревни, рябой служака лет пятидесяти с небольшим, прекрасно помнивший прошлое восстание. Не зная ситуации в других округах и городах Гарры, Монаталь счел первоочередной задачей сохранить хотя бы свой отряд. Уходя от преследования, он повел гвардейцев в Харены, невысокие, но отнюдь не гостеприимные горы, цепь которых образовывала как бы позвоночник острова, тянувшийся вдоль восточного побережья.
Еще хуже, чем в Дране, обстояли дела на юге, в Багбе. Семена, с некоторого времени опекавшая также и этот город, не справилась с задачей. Не хватало Аскара… В Дороне восстание завершилось полной победой, местный гарнизон, командование которым после исчезновения Аскара велось довольно неумело, удалось разбить (хотя и здесь мало кто из солдат перешел на сторону мятежников), дворец же князя- представителя разграбили, а затем сожгли. Потери, однако, оказались серьезными, а ситуация достаточно сложной, чтобы в Багбе командование целиком легло на плечи местных вождей мятежников, людей, не умевших воевать и нерешительных. Человек, посланный Алидой в Багбу, имел в своем распоряжении меньше недели на то, чтобы ознакомиться с положением дел в этом городе, — слишком мало! Солдаты стоявших в Багбе эскадр не только не стали слушать призывов к бунту, но и без особых церемоний повесили подстрекателей, после чего вместе с небольшим отрядом легионеров нанесли удар по бандам мятежников, вышвырнув их из города. Место коменданта гарнизона занял молодой, энергичный командир эскадры армектанец К. С. Элимер, взяв на себя командование всеми имперскими силами на юге. Корабли морской
