громкий смех встретили его. Стоя на подножке, он затрубил — громко, упруго, как когда-то, во времена своего детства, которое он проводил в пионерских лагерях, где был таким же неожиданным и отчаянным, как сегодня.
— Бери-лож-ку-бе-ри-хлеб! Со-би-рай-ся-на-обед!..
…Маленький Петров вышел на пятачок около крепости, и его обдал дымом и шумом уходящий «Икарус». Шум его на этот раз был каким-то странным, словно внутри у него, в моторе, спрятана труба…
Маленький остановился и долго смотрел вслед «Икарусу», пока тот не спустился на мост, а потом поднялся на другой берег, дошел до поворота и наконец исчез…
ЖИЗНЬ И МЕЧТЫ ИВАНА МОТОРИХИНА
Родители у Ивана Моторихина — не хуже, чем у других. Отец — тракторист, передовик, портрет его на Доске висит около правления. Отец высокий, черночубый, летчицкая фуражка набекрень. Он, правда, не летчиком служил — техником, ну, да это неважно.
Когда Иван Моторихин проходит мимо правления, а там, на крыльце, мужики толкутся и среди них отец, Иван отца сразу отличает. Иван в таких случаях приветствует отца поднятой рукой, а тот в ответ приветствует его.
Когда весной отец работает на дальних полях, мать нередко посылает Ивана к нему с обедом.
Иван идет обочиной шоссе, подымая с влажной земли шумные стаи скворцов. По обе стороны от него темно-бурыми волнами вздымаются поля и ровными шеренгами уходят от дороги лесополосы.
Иван узнает отцовский трактор по флажку, который сам же к нему приладил. Но ему кажется, не будь флажка, узнал бы и по звуку.
Задрав голову, Иван следит за отцовской машиной, которая ползет по холму, оставляя за собой свежий отвал земли. Смелая стайка птиц сопровождает трактор, вьется около. Посверкивают на солнце стекла кабины.
Иван снимает кепку и долго машет ею, пока отец не заметит и не загудит в ответ троекратно. Тогда Иван с нетерпением ждет, как сверху, с холма, ринется к дороге машина с необычной для трактора озорной скоростью.
Мать Ивана Моторихина работает в столовой — на раздаче. Если мать дежурит, Иван после уроков сразу бежит в столовую. Он садится там за любимый стол, около окна, и ждет. Вот мать несет ему щи — жирные, густые. Не подумайте, что ему какие-то особые щи — всем такие!..
Иван дует на щи, а сам вокруг глядит, на людей — и подмечает разное.
Мать у него симпатичная. Белый халат ей идет. Вроде докторши в нем. Когда мать на раздаче, в клубах пара, среди больших белых кастрюль, полные руки ее так и летают — ловко, быстро ставят на прилавок тарелки.
Работа у матери не простая. Только успевай отшучиваться от мужиков. Это мать умеет. Скажет — вся столовая хохочет. Иван, конечно, вслух не смеется — шутки не его ума, взрослые, но про себя отмечает: «Наша взяла!»
Началась вся история с нового трактора. Прошел слух, что новый трактор прибывает. И Петр Иваныч Моторихин почему-то решил, что трактор этот везут лично ему.
Самое интересное, что никто ни единым словом Петру Иванычу нового трактора не обещал. Ни на собрании, ни в официальной беседе. Это был, так сказать, плод его воображения. А разыгралось воображение у Петра Иваныча под влиянием местного радио и районной газеты, которые наперегонки его хвалили.
Хвалили Петра Иваныча, конечно, за дело, за хорошую работу. Но увлеклись. Забыли меру. Сначала газета похвалила. Потом радио. Потом опять газета. Еще раз газета — помянули в передовице. Снова радио: песня по заявке. Интервью взяли — насчет подготовки к ремонту.
Идет Петр Иваныч по улице, а навстречу газетой машут:
— Петро! Опять пропечатали! С тебя приходится!..
Еще были частные разговоры. Петр Иваныч — широкая натура — угощает. А угощателя хвалят, чтоб не забывал угощать. И говорят ему примерно такие слова: «Слышь, Петро, новый трактор прибывает. Не иначе — тебе дадут. Точно, тебе! Кому еще? Ты достойный, точно…»
Разве можно придавать значение таким разговорам!.. А Петр Иваныч придавал. И увлекался постепенно мыслью, что новый трактор, которого еще не было, — его трактор. И уже прикидывал, что именно со старого снять в смысле запчастей.
В один прекрасный день некто Гусь Дутый, человек неприметный, но всезнающий, верный дружок Петра Иваныча, стукнул Моторихиным в окошко: «Прибыл!»
Петр Иваныч со всех ног — к гаражу. Там, на асфальтовой площадке, среди других машин, стоял новый трактор, сверкал свежей краской. На ярко-желтом его капоте красовалась широкая кумачовая лента с таким текстом: «РУКУ — ТОВАРИЩ ДЕРЕВНЯ!»
— Ах ты! — вскрикнул Петр Иваныч и бросился ветошью оттирать едва заметное пятнышко.
— Чего заботливый такой? — усмехнулся механик Савичев.
— Знакомлюсь, — буркнул Петр Иваныч.
— А с хозяином знаком? — спросил Савичев.
— С хозяином?
— Юрка Егоров.
— Егоров?! Детсад этот!
— Ну-ну, чего уж так, — добродушно сказал Савичев. — Парень после десятилетки, хороший парень. Курсы кончил. С отличием.
Петр Иваныч круто повернулся и пошел прочь.
Войдя в дом, остановился посреди комнаты, постоял угрюмо, а потом как стукнет кулаком по столу. У Ивана в тетради — он уроки делал — все буковки поскакали.
— Ты чего?! — вскинулся Иван.
— Ничего, — сказал отец и ушел в летнюю избу.
К вечеру Иван сам узнал про новый трактор, побежал с ребятишками смотреть его и понял причину отцовской досады. Иван обиделся за отца, пожалел его. «Несправедливо! — решил. — Нечестно!»
В один из ближайших дней — Иван с отцом были дома, а мать на работе — пришел к ним председатель Павел Терентьич. Был он с виду человек мрачный, неразговорчивый, с тяжелым темным лицом.
Павел Терентьич шагнул на середину комнаты, огляделся рассеянно, сел на подставленный стул и сказал жестко:
— Прочитал я твое заявление, Петр Иваныч. Это заявление — результат горячки. Так вопросы не решают.
Иван сразу ушел на кухню. Однако слышал все — замер около плиты.
— У нас государственная политика, — с раздражением продолжал Павел Терентьич, — а ты эту политику нарушаешь. — Отец, видно, порывался что-то возразить, потому что Павел Терентьич сказал: — Помолчи! — выждал для солидности и дальше: — Надо школьную молодежь закрепить на селе. Егоров курсы кончил на отлично — ему и трактор.
— А я? Я что?! — не выдержал отец. — Я, значит, на драндулете ковыляй?
— Пустое, Моторихин. Трактор у тебя еще хороший. Вполне.
— Хороший? Ты на нем работал? А? Работал? Что ты знаешь?!