– А где же народ? – глядя на судно, спросил Богданов.
– А ты как думаешь? – усмехнулся охранник.
– Неужели… в трюмах? Там же зерно да селитру возят!
– Вот! А теперь тебя с «косыми» повезут! Смотри, как бы они там тебя… Ха-ха-ха!
До берега оставалось около полутора километров, а винты судна уже пенили воду. Видя, что пароход готов отвалить от стенки, охранники открыли стрельбу в воздух, пытаясь привлечь внимание команды. Вездеход обогнал колонну и полетел к берегу. На капитанском мостике заметили тягач…
Охранники подтолкнули к трапу Богданова, который нес на плечах корейца, и направились навстречу бегущим из последних сил штрафникам. Им еще нужно было их построить и пересчитать. Сдать на судно они должны были всех…
Матрос палубной команды вел майора. Они спускались все ниже и ниже. Богданов тяжело дышал и то и дело останавливался, чтобы перевести дух. Пароход казался вымершим.
Внезапно залаял, зачихал спикер. Штурман вызывал палубную команду наверх. Судно отчаливало.
– Теперь прямо и направо, парень! Там все ваши! – сказал майору матрос и по крутой лесенке поднялся наверх.
Богданов остановился. За его спиной слабо дышал кореец.
– Сам дойдешь? – спросил майор больного, усаживая его на ступеньку. – Здесь близко.
Тот утвердительно кивнул и пошел, держась за стенку. Богданов заметил открытый люк и крутую лестницу в машинное отделение. Из люка несло горьким жаром, оглушительно работал дизель.
Раздались торопливые шаги: это охранники вели в трюм штрафников. Майор ухватился за перила и нырнул в гремящую и пышущую жаром преисподнюю.
Тут суетились обнаженные по пояс мотористы. Богданов снял куртку и бросил ее в угол. Потом юркнул за машину, ища место, чтобы затаиться.
«Нет, в трюм я не пойду, – решил он. – Там, как в мышеловке, узкоглазые придавят меня. Надо найти нору!»
А пароход уже резал носом волну.
На палубе дежурили охранники. Подставляя лица крепкому ветру, они прогуливались с бака на корму и обратно, глядя на плывущий в дымке берег. Другие расположились внутри судна у железных дверей, за которыми маялись в тесноте сотни пассажиров.
Те, кто попал на судно первыми, ненавидели остальных, как-то сумевших уломать Блюма и прорваться на пароход. Настроившись на приятное морское путешествие, они неожиданно получили душную тесноту и нервотрепку. Да, их везли домой, но как?! Навалом, как пойманную сетями рыбу, еще живую, но уже обреченную на смерть и потому в бессилии бьющую хвостом по спинам и головам соседей!
Майор не знал, что ему делать. Он чувствовал нарастающую тревогу и почти физически ощущал притаившуюся рядом опасность.
«Нет, они не могут всех нас отпустить! – думал он. – Тем более меня! Сначала поставили к стенке, а потом взяли и отпустили?! Так не бывает! Объект – концлагерь, давильня, откуда на свободу выхолят только через трубу… И вдруг добренький Блюм выплачивает аванс и отпускает своих рабов на все четыре стороны?! Не верю!»
Бармин был в шоке. Ему казалось, что он сидит в кинотеатре…
– Гони! – орал ему в ухо Дима.
Сутулый больно стукнул Бармина рукояткой пистолета в шею, и тот пришел в себя. Зубоскал умоляюще смотрел на него. За «мерседесом» суетились мордатые, вытаскивая оружие.
Бармин включил скорость и рванул вперед.
Мордатые только этого и ждали. Двое из них тут же выскочили на проезжую часть и открыли по удаляющейся «Волге» беглый огонь из пистолетов. Джип вильнул от тротуара и помчался следом.
Светофоры были отключены, поэтому Бармин, не снижая скорости, летел сквозь город.
– Они нас догоняют! – крикнул он, наблюдая в зеркало заднего обзора огни джипа.
– Вряд ли! – усмехнулся Дима, оглядываясь. – Владимирыч, не скорби! – обратился он к сутулому. – Он получил то, что ему причиталось.
Бармин поправил зеркало: сутулый полулежал, болезненно согнувшись и спрятав лицо в воротник пальто.
Бармин выжимал из мотора все до последней капли. Он боялся, что джип сядет им на хвост, потом прижмет и выбросит на полосу встречного движения. Но джип не приближался, а отставал.
– Не бойся, Иваныч! – Дима похлопал Бармина по плечу. – У того автомобиля под обоими левыми колесами мои колючки. Так что далеко они не уедут. Не гони так! Не ровен час столб снесем!
Бармин готов был ехать по шоссе столько, на сколько хватит бензина. Но Дима остановил:
– Дальше КП. После двенадцати они проверяют все машины. Сворачивай направо.
Они бросили «Волгу» в лесу и пошли назад в город.
Бармин попросил отпустить его, но сутулый не обратил на эту просьбу никакого внимания. Дима пытался убедить Бармина, что, если он отколется от них, его тут же схватит милиция, которая, конечно же, начала поиск. Нет, из города теперь не выйти. Надо переждать, когда все уляжется и стражи порядка снимут с дорог дополнительные кордоны.
Бармина мутило. Он сказал Диме, что отказывается от своей доли, потому что не может брать деньги за убийство. Сутулый угрюмо посмотрел на Бармина.
– Иваныч, никто тебя убивать не собирается, – начал Дима, – но будет лучше, если ты останешься с нами хотя бы на сутки. Заодно отметим эту пулю в лоб! Был Мелех – и нету! – он положил руку на плечо Бармину. – Постарайся не думать о нас плохо. Хотя, конечно, хорошо думать о нас трудновато…
Часа через полтора они подошли к колодцу бомбоубежища.
– Не грусти, парень! – Дима заглянул в лицо Бармину. – Конечно, это было наше дело, но я не вожу автомобиль, а без колес нам бы крышка!
Бармин и Дима сидели на ящиках за столом, на котором, помимо керосиновой лампы, стояли тарелки с селедкой и хлебом, а также початая бутылка водки. Вторая, пустая, валялась на полу.
Сутулый прямо в одежде лежал на матрасе, гладя по голове тяжело вздыхающую под грудой тряпья девушку и шепча ей что-то на ухо. Девушку знобило, и сутулый пытался согреть ее своим теплом.
Дима уменьшил пламя фитиля и налил себе полстакана из бутылки.
– Ломает Полинку… Эта сволочь Мелех чуть не угробил девчонку! Выпьем? – он вопросительно взглянул на Бармина, задумчиво крутившего в руках свой стакан.
Бармин не возражал, и они молча выпили.
– Оставить ему? – Бармин кивнул на сутулого.
– Не трогай его, – зашептал Дима. – Ему не надо. Он не любит. Хотя есть повод: он наконец отдал долг…
– За что он его? – спросил Бармин.
– Расскажу по порядку. Андрей Владимирович – бывший военный. К сожалению, фото, которое ты видел в городе, сделано уже в заключении. Так что погоны отсутствуют. Васильев ушел из армии полковником. Основал фирму. Работали его люди много, но и получали много. А этот Леня Мелех – приблудный, через Полину, дочь Андрея, влез в дело. Да еще как влез! Крутился как заводной, сгорал на работе, умирая за честь фирмы, из кожи вон лез. Через год сделал его Андрей своим коммерческим директором, взял в долю. За Андреем производство, за Мелехом – ценные бумаги, а сверх того – тайно! – аферы с нефтепродуктами и спиртным. Несколько раз Андрей выкупал Мелеха у бандитов. Через два года в пайщиках они только и остались, остальные сдулись, свои доли Лене продали. Но пятьдесят один процент все равно у Андрея. И Мелех уже к нему в родственники лезет, Полину охмуряет, ужинает в доме и ночевать остается…
А тут выборы в областную думу. Убедил наш мальчик «папу» на выборы потратиться, чтобы ему, молодому и энергичному, в думу пролезть. Ухнули на это дело капитал, и оказался Леня во власти. Андрей расширяет производство, создает рабочие места с крепкой верою в будущее процветание отчизны, а сам знать не знает, что под боком у него зреет заговор. У Мелеха на стороне команда сложилась с собственными бойцами: кабаки, игорные заведения, рынок – все под колпаком. Подпольная водка и проститутки – тоже его.
Вот только Андреева доля в процветающей компании не дает мальчику покоя. И потом, никак не хочет
